Знаешь дневник, а я ведь всё чаще стала вспоминать о ТОМ времени, только моменты эти у меня лишь в памяти крутились. А сегодня...не знаю, захотелось и тебе свою душу раскрыть. Наверное, будь ты реальным человеком, ты бы на меня злился. Ну, как только можно вообще позволять себе вспоминать то время, после всего того, что случилось? Но знаешь...я чувствую, что сердце всё ещё скрежет. Что мне ещё не удалось всё отпустить. Возможно, когда теперь, я расскажу тебе всю правду о том, что произошло, мне станет легче. Пускай ты всего лишь уже немного помятая тетрадка, но ты единственный, дневник, с кем я могу поделиться ЭТИМ. Знаешь, в своих воспоминаниях я прокрутила каждый момент с самой моей первой встречи с Андреем, и остановилась на том моменте, как пришла утешать его после ужасной утраты. Олег Константинович...хороший он всё-таки был мужчина, и как Андрей на него не похож....Знаешь, я ведь иногда прихожу к его могиле. Максюта кладёт цветы на могилу дедушки. По фотографиям - он точная его копия. Сейчас, сидя у горящего камина, закутавшись в тёплый плед, я с тоской вспоминаю тот день. Забавно, а я ведь действительно думала, что всё изменится....Хотя в каком-то смысле оказалась права. Ведь прошло не так уж и много времени со смерти Олега Константиновича, как его сыну удалось превратить мою жизнь в АД. Правду говорят, не делай людям добра, не получишь зла. Сейчас-то я это уже хорошо знаю, а тогда...смогу ли я когда-нибудь забыть обо всём, что произошло? Или шрамы как телесные, так и душевные, всегда будут напоминать мне о жесткости этого мира?*
Может меня осудят, а может кто-то и поймёт, но в тот день, когда Андрей потерял отца, я решила, что наши отношения теперь начнутся с новой чистой страницы. Все неприязни, ссоры и разлады останутся в прошлом. Я нужна ему. Сейчас я нужна ему как никто другой, и я буду рядом. Я смогу забыть то, что было, а главное, я смогу ему это простить.
Весь этот сумрачный холодный день, Андрей провёл в лихорадочных метаниях по кровати. У него поднялась температура, и начался жар. Вызывать скорую он категорически запретил, как и звонить кому-либо из его близких. Более того, он не разрешал мне отвечать на телефонные звонки, которые практически не прекращались в течение всего дня. Он не желал ни с кем разговаривать. Ни с друзьями, ни с коллегами отца, ни даже с самыми близкими родственниками. Исключение стала только его мама. Она позвонила лишь тогда, когда стрелки настольных часов показывали уже половину восьмого вечера. К тому времени антибиотики уже начали свою работу: жар спал, температура понизилась и Андрей, положив ладони под щёчку, как шестилетний мальчуган смог ненадолго отойти от всего пережитого и погрузиться в сладкий мир Морфея. С его мамой я разговаривала сама. Как бы странно это не звучало, но этот телефонный разговор и стал нашим первым знакомством. Хватило всего нескольких минут, чтобы я поняла, что его мать вовсе не рада моему появлению в жизни её сына. Голос женщины был холодный и совершенно спокойный. По сути, он не выражал абсолютно никаких чувств. Конечно, я понимала, что все люди переживают своё горе по-разному: кто-то бьётся в истерике и нуждается в поддержки окружающих, а кто-то держит всё в себе, не выставляя своих чувств напоказ. Но мне почему-то казалось, что в голосе женщины, ни разу не проскользнула даже нотка грусти, ни, то, что уж боли. Неужели человек настолько может быть непробиваемым как скала? Или просто, мама Андрея, не захотела выдавать мне свои чувства? Скорее всего, второе. Наш телефонный разговор был совсем коротким. Женщина попросила, чтобы Андрей перезвонил ей, как только он проснётся, и сообщила, что приедет в Москву через три дня. Ещё через день состоятся похороны. Сухо попрощавшись со мной, Ангелина Громова повесила трубку. Сначала, я хотела сразу же разбудить Андрея и сообщить ему о звонке матери, но потом передумала. Только под конец дня, ему удалось немного успокоиться и заснуть. О разговоре с его мамой, я рассказала ему только на утро следующего дня. Когда он распахнул затуманенные алой от слёз пеленой глаза и натянул на измученное лицо слабую улыбку. На звонок матери, Андрей отреагировал совершенно спокойно. Почему-то сказал, что не будет перезванивать. И вообще может мне и показалось, но складывалось такое ощущение, что ему неприятно всякое упоминание об Ангелине. Не обращая внимания на мои просьбы всё-таки обратиться к врачу, Андрей встал с кровати, и вдруг крепко прижал меня к своему телу, зарывшись лицом в мои волосы и вдохнув в себя их запах.
- С днём рождения, котёнок, - поцеловав мне в чувствительное место под ушком, Андрей вызвал волну дрожи в моём теле.