История Оливера

Несколько секунд я усиленно соображал. Ведь она, черт ее побери, только что вернулась из тропиков, где было много веселья и удовольствия?! И, несмотря на это, ей не терпится играть в теннис в такую заебическую рань! Ну и пусть поиграет со своим дружком. Я, что, просто ее теннисный наемный партнер? Или он должен позавтракать со своей женой? Надо ее послать и спать дальше.

— Да, играем, — сказал я, и это было совсем не то, что я собирался сказать.

Утром на теннисном корте я стер ее в порошок, не проявив ни малейшего сострадания. Я хранил безмолвие (кроме: «Вы готовы?») и был чрезвычайно жесток. К этому нужно добавить, что Марси играла несколько ниже своих возможностей. Она выглядела бледной. Неужели на Бермудах шел дождь? Или она провела слишком много времени в помещении? Ладно, это меня не касается.

— Ничего себе! — с трудом произнесла она, когда быстрый разгром закончился. — Сеньор Панчо Гонзалес не шутил со мной сегодня.

— У меня была неделя, чтобы потерять всякое желание шутить, Марси.

— Почему?

— Я подумал, что с кливлендским розыгрышем вы немного переборщили.

— Что вы хотите сказать? — спросила она, как мне показалось, совершенно искренне.

— Послушайте, я слишком разозлен, чтобы даже говорить на эту тему.

Марси выглядела смущенной: она вела себя так, словно не представляла, за что я на нее обиделся.

— Послушайте, разве мы не взрослые люди? — сказала она. — Почему мы не можем поговорить о том, что вас смущает?

— Не стоит это обсуждать, Марси.

— О’кей, — сказала она разочарованно. — Вы, вероятно, не хотите вечером пообедать.

— Я не знал, что будет обед.

— Разве в качестве приза не полагается обед? — спросила она. На минуту я задумался. Не сказать ли ей сейчас? Или, быть может, насладиться обильной едой за ее счет, а уж потом послать ко всем чертям?

— Ну что ж, угостите меня обедом, — резковато ответил я.

— Когда и где? — спросила она, ничуть не смущаясь моей грубости.

— Я просто заеду за вами домой, — сказал я едко.

— Меня дома не будет, — ответила она. Да, история повторяется.

— Марси, я заеду за вами, даже если вы будете у черта на рогах.

— Ладно, Оливер. Я позвоню вам домой около полседьмого и скажу, где я.

— А если меня не будет дома? — Весьма дерзкий ответный удар, подумал я. И добавил: — Иногда мои клиенты приглашают меня к себе в офис в космосе.

— Хорошо, я буду звонить, пока ваша ракета не приземлится. — Она направилась в дамскую раздевалку, но повернулась и сказала: — Знаете, Оливер, я начинаю думать, что вы и в самом деле сумасшедший.

14

— Послушайте, я одержал большую победу.

Доктор Лондон не расщедрился на поздравления, хотя и знал, что это дело очень важное, я ему во время прошлых сеансов о нем упоминал. Итак, дело «Чаннинг против „Ривербэнк“». «Ривербэнк» — это роскошный кондоминиум на Ист-енд авеню, а Чарльз Ф. Чаннинг-младший — президент фирмы «Магнитекс» и бывший член Всеамериканской сборной от Университета штата Пенсильвания, выдающийся республиканец… с необычайно черной кожей. По какой-то непонятной причине ему не разрешили купить пентхаус в «Ривербэнке». По этой же причине он обратился за юридическим советом, выбрал «Джонас и Марш», потому, что это престижная фирма. Старика Джонас передал дело мне.

Я легко выиграл его, обратившись не к последним законам по жилью (запрещение расовой и религиозной дискриминации при продаже домов и сдаче квартир), в которых есть некоторые неясности, а просто сославшись на дело «Джонс против Майера», которое рассматривалось в прошлом году в Верховном суде. В нем судьи подтвердили, что акт о гражданских правах 1866 года гарантирует каждому свободу покупать собственность. Этот акт основан на Первой поправке. «Ривербэнк» вполне обоснованно проиграл дело. А мой клиент въезжает в свой пентхаус тридцатого.

— Наконец-то я заработал неплохие деньги для фирмы, — добавил я. — Чаннинг — миллионер.

Лондон, однако, все еще воздерживался от комментариев.

— Старина Джонас пригласил меня на ланч. Марш, это другая половина фирмы, пришел выпить со мной кофе. Они намекали на партнерство…

Опять без комментариев. Что же в самом деле может произвести впечатление на этого человека?

— Сегодня я соблазню Марси Нэш!

Ага. Он кашлянул.

— Не хотите узнать, почему? — спросил я тоном, требующим ответа.

Он спокойно ответил:

— Она вам нравится.

Я засмеялся. Он не понял. И тогда я объяснил, что это единственный способ получить ответы. Как бы грубо (и цинично) это ни звучало, обольщение — мощный способ добиться правды. И когда я узнаю, что Марси утаивает, я просто пошлю ее подальше, уйду и буду прекрасно себя чувствовать.

А сейчас, если Лондон осмелится сказать, что это у меня фантазия, я сразу же уйду.

Он не сказал. Вместо этого он заставил меня спросить самого себя, почему я в таком восторге от собственных поступков. Почему я занимаюсь самолюбованием? Может, я акцентирую свой триумф на юридическом поприще лишь для того, чтобы отвлечь внимание от гложащего меня чувства неуверенности, сомнений в себе?

Конечно, нет. С чего бы мне быть неуверенным?

Она ведь просто женщина.

Неужели вся проблема в ней?

— Марси, я голый.