Читаем История ордена тамплиеров (La Vie des Templiers) полностью

В тот же четверг следствие собрало в саду при епископской резиденции всех находившихся тогда в Париже тамплиеров, желавших защищать свой орден: среди них насчитывалось пятьсот сорок четыре сержанта, двадцать девять священников и двадцать два рыцаря, — всего пятьсот девяносто пять человек. После чтения обвинительного акта, составленного на латыни, и буллы «Facient misericordiam» уполномоченные хотели приказать перевести эти документы, но тамплиеры все вместе закричали, что чтения на латыни им достаточно и что они не имеют особенной охоты слышать, как эти лживые и чудовищные гнусности будут повторены по-французски. Поскольку они все предложили себя для защиты, архиепископ Нарбоннский посоветовал им избрать шесть или десять «прокуроров или синдиков» в качестве глашатаев. Выбор тамплиеров пал на Пьера Булонского, поверенного ордена при римской Курии, и Рено де Провена, командора Орлеанского Дома, обоих — священников; также на двух рыцарей, Гийома де Шанбонне, командора Бландеи (в Крезе) и Бертрана де Сартижа, командора Карла (в графстве Вьеннском); эти четверо попросили о встрече с магистром и командорами провинций, чтобы законным образом назначить прокуроров — на что уполномоченные ответили, что магистр и некоторые из великих бальи отказались защищать орден Храма «в состоянии, в коем они пребывали». Тогда архиепископ Нарбоннский приказал им поторопиться и избрать прокуроров или синдиков в тот же день, ибо дата Собора приближалась. Однако епископ Байе пообещал, что нотариусы посетят все места заключения тамплиеров в Париже и запишут, в чем состоит желание каждого.

Не без коварства Жиль Эйслен вменил в вину узникам затягивание дела, ответственность за что в действительности несли только их тюремщики. Он подстроил тамплиерам ловушку, предложив им назначить «прокуроров или синдиков». По «Speculum Juris»[559], своду канонического права, составленной ок. 1271 г., синдик, представляющий монашеский орден, должен быть назван в присутствии по крайней мере двух третей коллегии, большая часть членов которой должна согласиться с предложенным выбором; но этот выбор не законен, «если один (синдик) утвержден сегодня, а другой — завтра, один — здесь, другой — там, ибо синдик должен назначаться торжественно, ответственными приглашенными». Что же касается того, было ли одобрение настоятеля существенным или нет, взгляды разделились, но по общему мнению, достаточно, чтобы это согласие было дано «быстро и в течение краткого времени».

Этот текст, составленный за тридцать лет до процесса, как нельзя лучше подошел к случаю тамплиеров, не позволяя законно назначать синдика для защиты ордена Храма. Фактически этот термин употребил лишь архиепископ Нарбоннский, его коллеги говорили только о прокурорах. Опять же по «Speculum Juris» не имеет значения, какое лицо или ассоциация вправе его назначить, дабы действовать через него: но этот прокурор обладал только той властью, которую его избиратели могли ему делегировать. А какие права могли передать шестьсот братьев ордена Храма, почти все сержанты? Их прокуроры не смогли бы говорить от имени ордена Храма ни на каком суде; и несомненно, следует признать за Пьером Булонским, предвидевшим это, правовую осведомленность, которая избавила защитников ордена от оплошности, присоветованной уполномоченными Папы.

Со второй половины марта и до 5 апреля нотариусы добросовестно посетили все места заключения тамплиеров в Париже, помещенных в командорстве Тампля и в аббатстве Сен-Женевьев-де-Буа или маленькими группами содержавшихся в маленьких частных домах. Можно удивляться, что имелось столько жилищ, могущих служить тюрьмой для десяти-двадцати задержанных. Их держали в ножных оковах, но на условиях «домашнего ареста», доставляя им простыни, скатерти, полотенца и прочее. Побывав во всех темницах и выполнив не без сострадания возложенную на них миссию, нотариус Флоримон Донадье и его коллеги смягчились до такой степени, что высказали личное мнение:

Поскольку мы увидели, что многие братья просили, дабы им позволили посоветоваться с братьями Рено де Провеном и Пьером Булонским, мы обратились к сеньору епископу Байе, коему было угодно, чтобы эти два вышеназванных брата с братьями Гийомом де Шанбонне и Бертраном де Сартижем были препровождены ко всем группам, вызвавшимся для защиты <…> и чтобы некоторые из нас, нотариусов, пошли туда с ними.

Благодаря этому четверо защитников смогли посетить все темницы; их единодушно избрали как представителей, не назначив, однако, прокурорами.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальный детектив

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах
Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах

Данная книга известного историка Е. Ю. Спицына, посвященная 20-летней брежневской эпохе, стала долгожданным продолжением двух его прежних работ — «Осень патриарха» и «Хрущевская слякоть». Хорошо известно, что во всей историографии, да и в широком общественном сознании, закрепилось несколько названий этой эпохи, в том числе предельно лживый штамп «брежневский застой», рожденный архитекторами и прорабами горбачевской перестройки. Разоблачению этого и многих других штампов, баек и мифов, связанных как с фигурой самого Л. И. Брежнева, так и со многими явлениями и событиями того времени, и посвящена данная книга. Перед вами плод многолетних трудов автора, где на основе анализа огромного фактического материала, почерпнутого из самых разных архивов, многочисленных мемуаров и научной литературы, он представил свой строго научный взгляд на эту славную страницу нашей советской истории, которая у многих соотечественников до сих пор ассоциируется с лучшими годами их жизни.

Евгений Юрьевич Спицын

История / Образование и наука