История осады Лиссабона

Спустя не более недели с того дня, как рыцаря Генриха похоронили в той части кладбища Сан-Висенте, что отведена была под могилы чужестранных мучеников, брат Рожейро сидел в своем шатре, компонуя и компилируя заметки, сделанные во время поездки по всем лагерям португальской армии, поездки верхом на верном муле, который на самом деле обладал всеми свойствами вида, но страдал неукротимым обжорством, так что ни единая травинка, ни зернышко овса не могло спастись от желтых его зубов, да, так вот, сидел Рожейро глубокой ночью у себя в шатре и, утомленный дорогой, трижды уже слегка клюнул носом, а потом и вовсе погрузился в какой-то просто даже сверхъестественно глубокий сон. Сказано здесь, что святой Антоний, который ухаживал в лазарете за умирающим, а потому не мог присутствовать на рождественской мессе, сделал так, что разомкнулись стены, и он обрел возможность почтить священную гостию. Итак, крепким сном спал Рожейро, когда вошел в шатер рыцарь в полном вооружении, за исключением кинжала, обратился к нему и, ответа не получив, потряс его за плечо трижды – сперва осторожно, потом посильней, а потом и совсем крепко. Сказано здесь, что однажды, когда святой Антоний проповедовал под открытым небом и хлынул с неба этого дождь, он сделал так, что ни одна капля не упала на слушателей, хотя вокруг по-прежнему ливмя лило. Рожейро в испуге открыл глаза и увидел перед собой рыцаря Генриха, и тот молвил ему так: Встань и ступай туда, где португальцы похоронили моего слугу отдельно от меня, достань его оттуда и положи со мной вместе, в мою могилу. Говорят, что одной богомолке голос святого Антония по воле его слышен стал на расстоянии в целую лигу, а другой присоединил состриженные волосы к тем, что росли на голове. Рожейро, взглянув и не увидев больше ни рыцаря, ни могилы, решил, что спит и видит сон, а потому, чтобы самому себе не противоречить, в самом деле уснул. Говорят, что святой Антоний повстречал как-то раз кающегося и, сочтя, что тот заслуживает отпущения грехов, их ему отпустил, одновременно сделав так, что с бумаги, где были они записаны, исчезли все буквы до единой. Итак, Рожейро снова крепко уснул и только увидел во сне, что это, наверно, от какой-то испорченной пищи снится ему такая напасть, как снова вошел рыцарь, снова растолкал его и разбудил и сказал: Не спи, монашек, я ведь велел тебе найти могилу моего оруженосца, где лежит он вдали от меня, и ты прекрасно меня слышал, однако не сделал ничего. Говорят, что святой Антоний однажды в погребке сделал так, что пролитое вино вернулось в бочку. Должно быть, уж так устал Рожейро, что сразу же заснул опять, презрев сперва просьбу, а потом и приказ, но теперь сон его был беспокоен, а сам он будто предугадывал, что разбудят его снова, так оно и вышло – в страшной ярости появился рыцарь, ужас наводя зверским своим видом, слова же он выкрикнул такие: Я не знаю, что сейчас с тобой сделаю, если тотчас не исполнишь то, о чем я тебе твержу. Говорят, что, перекрестив жабу, святой Антоний превратил ее в каплуна, а потом каплуна – в рыбину. Что же, недостоин был бы брат Рожейро своего сана, если бы не усвоил преподанный апостолом Петром урок, согласно коему отрицать или отказываться можно только дважды, а на третий раз, даже если петух не пропоет, рискуешь навлечь на себя суровые кары, особенно в тех ситуациях, где действуют духи и призраки, ибо их материальная сила превосходит силу живых не знаю на сколько процентов. Говорят, что святой Антоний чудесным образом собрал воедино осколки двух разбитых стаканов, а вино, пролитое еще одной богомолкой, вернул в бочку, показав тем самым, что чудеса могут повторяться, а чудотворная сила оттого не иссякнет ни на йоту. Неведомо, где брат Рожейро взял силы, потребные для геркулесовых подвигов, предстоявших ему, – очень может быть, что переплавил в них собственный страх, – однако вскоре уже раскопал могилу и извлек оттуда тело слуги, взвалил на спину, донес до лодки и, обливаясь холодным потом, как, впрочем, и горячим, вернулся в исходную точку, взволок ужасную ношу вверх по склону до кладбища Сан-Висенте и там, рядом с могилой рыцаря Генриха, устроил новые похороны. Говорят, что святой Антоний в бытность свою в Сицилии увидел, как одна богомолка упала в лужу, и сделал так, что она, in continenti[36], что называется, поднялась из нее чистенькой и нимало не замаравшейся. Вошел брат Рожейро в свой шатер и остаток ночи проспал как каменный, а когда пробудился наутро и вспомнил, что было накануне, не усомнившись, что оно и вправду было, ибо и руки, и одежда были у него выпачканы землей и еще чем-то подозрительно липким, да, так вот, возмутился неблагодарностью рыцаря Генриха, который столько раз за ночь с дорогой душой будил его, а вот теперь прийти к нему и выразить признательность труда себе не дал. Говорят, что святой Антоний в бытность свою в Риме читал проповедь на одном языке, а люди разных наций прекрасно его при этом понимали. Впрочем, на этом не кончились таинственные явления вокруг рыцаря Генриха – в изголовье его могилы выросла пальма, очень похожая на те, ветвями которых три века спустя будут помавать паломники, входя в Иерусалим. Говорят, что в бытность свою в Ферраре святой Антоний избавил некую женщину от смерти, которой грозил ей муж, – ее новорожденный сын по воле чудотворца заговорил и доказал, что мать ни в чем не виновата. Пальма пошла в рост, оделась листвой, и король со всеми своими солдатами и простонародьем, коего много ошивалось по лагерям, пришел взглянуть на нее, и все славили Господа. Говорят, что в Аримино святой Антоний, которого еретики забросали камнями, пришел на берег моря и, созвав рыб, обратился к ним с восхитительной проповедью. Стали приходить больные и, приложив листья пальмы к груди, излечивались в тот же миг от своих недугов – каждый от того, каким страдал. Говорят, что святой Антоний по пути из Аримино в Падую одной проповедью сумел вернуть к праведной жизни двадцать семь воров. Какое чудо, какое прекрасное чудо. Говорят, что когда святой Антоний строго упрекнул парня, пнувшего родную мать, тот устыдился до такой степени, что под бременем вины за содеянное зло взял тесак и, не говоря худого слова, отрубил себе ногу. Другие больные собирали листья, высушивали их и толкли, измельчали, растирали в пыль, а потом, смешав ее с водой или вином, выпивали этот настой и избавлялись от всех скорбей своих. Говорят еще, что паренек этот истекал кровью и вот-вот должен был уж скончаться, и стоны его были столь громки, что собрали толпу, желавшую знать, что с ним случилось, а он с плачем объяснял, что святой Антоний сказал ему, что это кара, заслуженная им, и тут прибежала мать несчастного, жалуясь, что это святой убил ее сына, и сетуя на чрезмерное святого рвение. Пошла молва о целебных свойствах пальмы, и в скором времени ободрали с нее и листья, и ветки, так что ничего не осталось над землей, а поскольку охрану у могилы не выставили, неизвестные ночью выкопали и то, что было под землей, выкопали и унесли. Говорят, что святой Антоний оказался тут же и, собственными руками взяв отрубленную ступню, приложил ее точно по линии отреза, сотворил над ней крестное знамение – и она тотчас приросла к ноге. Нескончаем был бы благословенный перечень чудесных деяний рыцаря Генриха, возьмись мы в подробностях описывать их все, и дорога эта увела бы нас слишком далеко от цели нашего повествования, каковая заключается не только в том, чтобы узнать дальнейшую судьбу Лиссабона, что ни для кого, впрочем, не секрет, но и в том, чтобы объяснить, как это умудрились мы одни, без помощи крестоносцев, довести до конца патриотическое начинание нашего государя Афонсо, первого и единственного португальского короля с этим именем. Говорят, что когда святой Антоний проповедовал в Милане, появился он в Лиссабоне и уплатил долг отца своего, а еще говорят, что в бытность свою в Падуе появился он опять же в Лиссабоне, где спас отца уже не от бесчестья, но от смерти, а одному покойнику вернул дар речи. Ну, свидетели-очевидцы стольких и столь значительных чудодейственных событий, двое служивших на флоте глухонемых неведомой нации – неизвестно, англичане они были, аквитанцы, бретонцы, фламандцы или, может, и вовсе уроженцы города Кёльна, – явились однажды на могилу рыцаря и простерлись рядом с ней, с большим жаром прося явить к ним жалость и сострадание. Говорят еще, что все это были основные чудеса, сотворенные святым Антонием при жизни, однако же и по смерти его наблюдались они в количестве неисчислимом и в качестве таком, что по сей день ничем не уступают тем, что творились в пору его полноценного присутствия на этом свете, и упоминается в рукописи одно из них как убедительное подтверждение сказанного, ибо святой Антоний одну свою ревностную почитательницу избавил от бесплодия, и более того – превратил ее рыхлую бесформенность в статное изящество, таким образом преобразовав полчуда в чудо полное. Ну и вот, лежали, простершись, эти глухонемые да и задремали ненароком, и сразу же явился им во сне рыцарь Генрих в обличье паломника, а в руке он держал посох из пальмового дерева, и он заговорил с ними и сказал им так: Поднимайтесь, возрадуйтесь и возликуйте, ступайте и знайте, что за мои заслуги, мои и тех, кто покоится здесь, сподобились вы Божьей милости и благодати, и она с вами пребудет отныне, и с этими словами исчез, а эти двое, пробудившись, обнаружили, что могут слышать, и говорить тоже, хоть и с сильной запинкой, а потому никто не разбирал, по-каковски они говорят, на языке англичан ли, аквитанцев, бретонцев, фламандцев или жителей города Кёльна или даже – как многие утверждали – на языке португальцев. А потом. Потом двое заик вернулись на могилу рыцаря Генриха молиться с еще большим жаром, если только такое возможно, однако сколько ни воссылали они молитв, все пропали втуне, чему, в конце концов, удивляться не приходится, ибо в деле чудотворства куда же рыцарю Генриху до святого Антония.