История осады Лиссабона

У Грасиозы вино в розлив не продают, и Раймундо Силве пришлось потому сопроводить горячие сэндвичи пивом, которое, хоть и было не вполне уместно в такой холод, все же в конце концов, пусть и не сразу, оказало схожее действие, наполнив тело приятной истомой. За соседним столиком читал газету совершенно седой пожилой человек – явный пенсионер. Он не торопился и, пообедав дома, сюда пришел выпить кофе и полистать газету, которую хозяин по старинной лиссабонской традиции предоставляет своим завсегдатаям. Однако внимание Раймундо Силвы привлекла его седина, оттенок которой можно было бы определить как сумеречно-белый или как белый предвечерний, имея в виду, разумеется, преклонные годы ее носителя, но это было бы слишком уж в лоб, чересчур очевидно, изобретать, конечно, дело хорошее, но только если дело того стоит. Следует, впрочем, добавить, что заботы Раймундо Силвы не сводились к классификации цветов, на самом деле его буквально заворожила внезапная мысль о том, что он ведь не знает, сколько у него самого седых волос – много ли или очень много, ибо краситься начал лет десять назад, преследуя седину с такой зверской жестокостью, словно только для этой вот битвы и появился на свет. Растерянный, ошеломленный, он взмолился про себя, чтобы время пронеслось быстрее и он смог бы наконец узнать свой подлинный облик, который появится, наверно, как новоприбывший, медленно входящий в комнату, и поначалу волосы будут нелепо-двухцветными, а потом из-под них, с каждым днем сокращая и обесцвечивая фальшь, неумолимо будут проступать волосы настоящие, природные до самых корней. Что ж, подумал Раймундо Силва, вполне можно сказать, что время движется к белизне, и в воображении мир в последние свои дни, когда иссякает бытие, тотчас представился ему в виде исполинской головы с седой гривой, которую ерошит ветер, вот только это и будет там – ветер и дряблость. Пенсионер меж тем звучно прихлебнул кофе, а вслед за тем ополовинил рюмочку фруктовой, стоявшую перед ним, сказал: А-ах – и продолжил чтение. Раймундо Силва почувствовал глухое, родственное зависти раздражение к этому всеобъемлющему спокойствию, к доверчивой убежденности в незыблемости мироздания, да, конечно, нега и уют, даруемые водкой, многократно превосходят те, что способно произвести пиво, и вот же, видно, доказано практически, что первая совершенна в своем роде до последнего глотка, а второе обречено помирать на дне жестянки, и нет ему иного пути, кроме как в раковину вместе с протухшей водой. Он поспешно попросил кофе: Нет-нет, не надо дижестива, такое имя ресторанный народ дал племени коньяков, ликеров и водок, и нет недостатка в тех, кто под присягой подтвердит их несравненные лечебные свойства, а пенсионер одним махом допил рюмку: А-а-а-ах – и, постучав кончиком указательного пальца по краю, дал понять буфетчику, чтобы тот наполнил ее вновь. Раймундо Силва уплатил по счету и двинулся к выходу, по дороге заметив в пенсионерской седине узкие желтоватые пряди, – может быть, это остатки краски, а может быть, окончательная примета наступившей старости, ведь и слоновая кость с годами темнеет и покрывается трещинами.