Когда-нибудь, быть может, оттого, что свет будет напоминать этот чистый и студеный, уже меркнущий день, прозвучат слова: Ты помнишь, как сначала молчали в машине, слова не шли с языка, глаза глядели напряженно и выжидательно, как протест сменялся настоянием: Пожалуйста, высадите меня на Байше, я там сяду на трамвай. Нет-нет, довезу до дому, мне это совсем не трудно. Вам же не по дороге. При чем тут я – машина едет. Туда, где я живу, неудобно подъезжать. У подножья замка. Вы знаете, где я живу. На улице Чуда Святого Антония, видела вашу анкету, а потом, после того как все еще сомневающееся напряжение ослабнет, когда размякнет душа и расслабится плоть, но слова покуда останутся осторожно-настороженными, Мария-Сара сказала: Подумать только, мы оказались там, где был когда-то мавританский город, и Раймундо Силва, прикидываясь, что не понял ее намерения, ответил: Да, это здесь, и попытался сменить тему, но не вышло: Иногда я пытаюсь представить, как все это было, вообразить людей, дома, жизнь, а он молчит, молчит упорно, чувствуя, что ненавидит ее, как ненавидят захватчика, и уже готов сказать: Я сойду здесь, тут рядом, но она не остановилась и не ответила, и остаток пути проделали в молчании. Когда же автомобиль затормозил у подъезда, Раймундо Силва, хоть и не вполне был уверен, что это будет свидетельствовать о хорошем воспитании, счел нужным предложить ей зайти и только принялся раскаиваться в содеянном, подумав: Это неуместно, и к тому же не следует забывать, что я – ее подчиненный, как Мария-Сара сказала: В другой раз, сегодня уже поздно. По поводу этой исторической фразы можно дискутировать всласть, но Раймундо Силва готов поклясться, что прозвучали другие, не менее исторические слова: Сегодня еще рано.