История осады Лиссабона

В нарушение своих правил, присущих человеку экономному, домой он вернулся на такси, но, правда, и случай был, можно сказать, исключительный, потому что хотелось как можно скорее сесть к столу, придвинуть телефон, набрать номер Марии-Сары, сказать: Узнал, что вы нездоровы, надеюсь, ничего серьезного, корректуру романа отдал Косте, желаю вам поскорее, да-да, вы правы, чтобы болеть, надо быть очень здоровым человеком, какую глупую фразу вложили мы ему в уста, но по крайней мере половина того, что мы произносим, мудростью не блещет, нет-нет, Коста дал мне другую работу, нет, неважную, воспользуюсь этим и отдохну, да, разложу по порядку бумаги, уравновешу свою жизнь, но ведь это только так говорится, фигура речи, как говорится, на самом деле я занят тем, что думаю, что думаю о жизни, а на самом деле я ни о чем не думаю, но я не затем позвонил вам, чтобы докучать моими трудностями и проблемами, переживем, разумеется, желаю вам скорейшего выздоровления, надеюсь скоро увидеть вас в издательстве, до свидания. Но дома оказалась просто Мария, вышедшая на работу, хотя сегодня не ее день, и она объясняет, что завтра ей надо вести племянника к врачу, а завтра ведь здесь надо быть, вот она и решила прийти сегодня, а Раймундо Силва и не знал, что у его прислуги есть племянник: А сестра не сможет отпроситься с работы. Ну хорошо-хорошо, и с этими словами он заперся в кабинете, чтобы позвонить. Но решимость уже исчезла. Да и потом, даже за плотно закрытой дверью не захочется вести разговор на такую простую тему, вот справиться о здоровье непосредственного начальника: Как вы себя чувствуете, сеньора Мария-Сара, это было бы дело другое и, наверно, легче, особенно если бы произносить приходилось не сеньора, а сеньор, но Раймундо Силва, будучи приперт к стенке, должен будет сознаться, что сколько бы и чем бы ни болело за все эти годы издательское начальство, ни разу он не соизволил позвонить им домой и справиться об их драгоценном здоровье. Ну, короче говоря, по каким-то своим резонам, таинственным или, напротив, совершенно ясным, особенно если вспомнить, что по характеру этот человек крайне замкнутый и нерешительный, Раймундо Силва не желает, чтобы его прислуга Мария догадывалась, что хозяин разговаривает с женщиной. Результатом этого абсурдного конфликта станет его просьба накрыть на кухне стол к обеду и выйти на кухню самому, чтобы избавиться от навязчивого присутствия обоих – телефона и сеньоры Марии, причем оба совершенно ни в чем не повинны и понятия не имеют о схватке, в которую ненароком вступили. И Раймундо Силва уже хлебает свой обычный фасолевый суп с овощами, покуда тушеное мясо с овощами дожидается своей очереди, когда из глубины квартиры доносится голос сеньоры Марии: Можно я выброшу эту розу, она уже завяла, на что следует ответ едва ли не панический: Нет-нет, оставьте, не трогайте, я сам, а из следующей реплики в этом диалоге до нас долетает лишь несколько слов, которые, если не были проникнуты досадой, имитировали ее артистически, и в очередной раз напомним, что женщину, пусть даже это приходящая прислуга, обмануть нельзя, и тем более если в доме, где никогда прежде не было цветов в вазе, появляется роза, да еще белая, так что, вероятней всего, сеньора Мария произнесла нечто вроде: Никак мавры высадились, употребив историческое популярное речение, выражающее недоверчивое изумление и появившееся в те времена, когда уже изгнанные с португальской земли мавры совершали налеты на наше побережье, разоряли приморские городки, а ныне ужавшееся всего лишь до простого риторического припоминания, но притом все же, как мы только что видели, небесполезного.