Еще в 30-е годы XIX века военные специалисты из Пруссии давали консультации по обновлению османской армии. В 1880 году, когда после заключения Берлинского договора наступил период неопределенности во внешней политике, султан Абдул-Хамид попросил германского канцлера Отто фон Бисмарка предоставить ему военных и гражданских советников. Султан рассматривал Германию Бисмарка как государство, которое избегает вступать в союзы как с Британией, так и Россией, и которое соблюдает нейтралитет по отношению к Османской империи: это было не совсем так, но подобные домыслы были в интересах обеих сторон. Военные контакты продолжались, и османские офицеры ездили в Германию, где проходили обучение. Так, например, Махмуд Шевкет-паша провел там десять лет. Эти контакты приносили дивиденды в виде улучшения боеспособности армии, что имело огромное значение для государства, которое так сильно полагалось на армию в решении задач по сохранению своего существования. Поэтому ни Британия, которая оказывала содействие укреплению османского флота, ни Франция, помогавшая османской жандармерии, не могли надеяться на то, что их влияние будет сравнимо с германским. Предоставление помощи туркам способствовало подъему промышленности в самой Германии, особенно в таких отраслях, как производство вооружений и стали. Самым заметным и престижным вложением Германии в Османскую империю стала железная дорога Берлин — Багдад, для которой германская промышленность поставила значительную часть подвижного состава и рельсов. В 1888 и 1903 годах были получены концессии на строительство двух главных участков, проходивших по османской территории, Конья — Багдад и Багдад — Персидский залив соответственно. Германия была довольна тем, что ей платят за каждый километр дороги, которая поможет туркам в их борьбе с тем, что рассматривалось как британское вторжение в Персидский залив, и в расширении возможностей Стамбула управлять самыми отдаленными провинциями империи. Единственным из глав европейских государств, кого принимал Абдул-Хамид, был кайзер Вильгельм, который в 1889 году прибыл с визитом в Стамбул, а в 1898 году посетил и Стамбул, и Сирию.
Высокомерная позиция Британии также способствовала тому, что турки оказались на германской стороне. Понимая, что Стамбул вряд ли станет союзником Британии в предстоящей войне, Уинстон Черчилль 18 июля 1914 года приказал конфисковать два военных корабля, строившихся для султанского флота на британских верфях. Оплаченные из денег, собранных по открытой подписке, корабли уже принадлежали туркам, и этот акт вызвал общественное негодование. 10 августа два германских крейсера, «Бреслау» и «Гебен», получили разрешение войти в Дарданеллы, чтобы уйти от преследования британских кораблей. Вскоре оба крейсера были переданы османскому флоту, что в некоторой степени возместило потерю кораблей, захваченных британцами.
Неотвратимость войны в Европе подтолкнула османских политиков предпринять ряд вызывающих действий, символизирующих решимость вывести империю из рабской зависимости от экономических интересов западных стран. В день подписания союзного договора с Германией правительство объявило о прекращении погашения долгов иностранным государствам. Германский посол в Стамбуле предложил другим странам-кредиторам империи заявить совместный протест на том основании, что международные нормы нельзя отменять в одностороннем порядке, но текст ноты протеста так и не удалось согласовать. Османское правительство так и не пошло на уступки, и эта проблема на протяжении всей войны омрачала турецко-германские отношения. Другой проблемой, которая не могла не настроить мусульманское общественное мнение против Запада, были капитуляции, поскольку на них уже давно списывали все несчастья османского государства.[61]
Начиная с 1908 года все последующие правительства пытались их отменить, но этому оказывали сопротивление те, кто получал выгоды от сотрудничества с великими державами и кого устраивало существующее положение дел. Но 9 сентября 1914 года они были в одностороннем порядке отменены, что вызвало общественную поддержку, как стихийную, так и субсидированную КЕП.