История отечественной философии XI-XX веков

Географические и исторические представления евразийцев повлияли на их культурологические взгляды, в которые они внесли новые положения о связи культуры с «месторазвитием». Вот их аргумент: «Естественные условия равнинной Евразии, ее почва и особенно степная полоса, по которой распространилась русская народность, определяют хозяйственно-социальные процессы евразийской культуры. Все это возвращает нас к основным чертам евразийского психологического уклада, к осознанию ограниченности социально-политической жизни и ее связи с природой, к «материковому» размаху, к «русской широте» и к известной условности исторически устоявшихся форм, к «материковому» национальному самосознанию в безграничности, которое для европеизированного взгляда часто кажется отсутствием патриотизма, т. е. патриотизма европейского»1388. Евразийцы считают, что в русской культуре сочетаются европейские и азиатские элементы, что она прочно связана с миром азиатских культур. В результате она становится представительницей не только европейской, но и неевропейской культуры. Еще один аспект культурологии евразийства заключается в отрицании «абсолютности» западноевропейской культуры, являющейся якобы вершиной культурной эволюции мира. Европейской «общечеловеческой» культуре евразийцы противопоставили тезис об относительности многих установок европейского сознания. Деление народов на «культурные», «малокультурные», «некультурные» и «дикие» не выдерживает критики и является надуманным. Н. С. Трубецкой в работе «Европа и человечество» (1920) подверг критике аргументы такого противопоставления:

– Утверждают, что европейцы побеждают дикарей. Но в истории нередки случаи победы кочевников над оседлыми народами, и «великие культуры древности» были разрушены именно «варварами».

– Утверждают, что «дикари» не способны воспринять сложный мир европейской культуры. Но и европейцы также мало способны проникнуться понятием культуры дикарей. У них разное направление развития, и поэтому нельзя сделать вывод о том, кто «выше», а кто «ниже» по своему «развитию».

– Утверждают, что умственный багаж культурного европейца выше умственного багажа «дикого бушмена». Это аргумент не самоочевиден, т. к. хороший дикарь-охотник хранит в своем уме огромный запас знаний об окружающем мире, которые систематизированы и готовы к применению.

– Утверждают, что европейская культура сложнее культуры дикаря, В действительности правила этикета и условности общения у многих дикарей гораздо сложнее и более детально разработаны, чем у европейцев. А кодексу «хорошего тона» подчиняются все члены «дикого» племени, тогда как у европейцев хороший тон – удел высших слоев общества.

Итак, «большая или меньшая сложность ничего не говорит о степени совершенства культуры. Эволюция так же часто идет в сторону упрощения, как в сторону усложнения. Поэтому степень сложности никак не может служить мерилом прогресса. Европейцы прекрасно понимают это и применяют это мерило только тогда, когда оно удобно для их целей самовосхваления»1389. И далее, по Н. С. Трубецкому, необходимо понять:

– «что европейская культура не есть нечто абсолютное, не есть культура всего человечества, а лишь создание ограниченной и определенной этнической или этнографической группы народов, имевших общую историю;

– что только для этой определенной группы народов, создавших ее, европейская культура обязательна;

– что она ничем не совершеннее, не “выше” всякой другой, ибо “высших“ и “низших” культур и народов вообще нет. А есть лишь культуры и народы более или менее похожие друг на друга»1390.

Отрицая культурный европоцентризм, Н. С. Трубецкой, как и другие евразийцы, утверждает взаимодействие культур евразийских народов в тенденции субкультурной интеграции, при устойчивой самоценности и самобытности каждого из них.

Своего совершенства процесс становления русской культуры достиг в православной церкви, смысл которой фокусируется понятием вселенскости, т. е. распространением христианства по всему миру и единением всех через совершенствование Царства Божия. Правда вселенскости препятствуют различного рода ереси, к которым евразийцы относят «латинство» и его производные – просвещение, либерализм, коммунизм. Им евразийцы противопоставили учение о культуре как симфонической личности, предложенное Л. П. Карсавиным. Они утверждают, что ни европейское представление об индивиде как социальном атоме, ни формальное волеизъявление индивидами демократических свобод не отражают подлинных интересов народа, взятого в единстве современного, прошлого и будущего поколений. Подлинные интересы выражаются в культуре, по отношению к которой воля, свобода отдельного индивида имеет смысл лишь как индивидуализация симфонического целого, являющегося их самореализацией во внешнем мире. Православная христианская вера имеет авторитет последней инстанции, для неверующих авторитетом симфонического единства обладает государство, которое реализовало единство, взаимосвязь и цельность всех сфер нецерковного евразийского мира.