Нужно отметить, что русских средневековых философов волновала и гносеологическая проблематика, в которой явно прослеживается антропологический акцент. В целом нужно отметить, что, приняв крещение, русская культура получила в дар богатейшую литературу на греческом и славянском языках. Книги богословские, исторические, естественно-научные произвели переворот в сознании Киевской Руси, они были восприняты как откровение, приобрели непререкаемый авторитет, которого они не могли иметь в греко-римском мире, где христианство в период его утверждения выступало в качестве антитезы внешней мудрости и утонченной языческой культуре. Поэтому идеал монаха, отвергающего книжную мудрость, в общем-то не получил широкого распространения на Руси. Любовь к книгам характеризует русскую средневековую культуру. Книга и мудрость часто ассоциируются.
Русские памятники письменности хранят множество «похвальных слов» книгам, но особое место среди них занимает начальная статья «Изборника 1076 года» «Слово некоего калугера о чьтении книг». Начинается статья императивом «Добро есть братие почитанье книжьное», оценивающим чтение книг как «добродеяние», то есть самой высшей оценкой, какую могло получить действие по шкале оценочных терминов эпохи. В «Изборнике 1076 года», как и в других текстах этого времени, говорится о том, что еретик – человек, отвергающий книгу: «Еретик чловек отъвраштяти ся, книгы преданыя почитати, а в съкръвеныя отинудь не приницяти»152
.Подобное отношение к слову и книге вписывается в общую христианскую традицию, византийскую в том числе. В византийском миросозерцании доминировало языковое сознание, для которого характерна устремленность к онтологическому, метафизическому, аксиологическому, эстетическому и гносеологическому видению слова. Слово понималось как связующее мир Бога и мир человека. Поэтому предметный мир часто воспринимался как «текст» (книга) Божественного Логоса, которую необходимо научиться «читать». Ведь и общение с Богом строится на словах. Поэтому многие произведения и именуются «Слова…».
Для русского книжника, действующего в той же культурной парадигме, буква, слово имели большое значение. Киевского книжника завораживала магия алфавита. Не случайно предлагается исследовать славянскую азбуку «…не просто как техническое средство письменности, а как орган и предмет философского сознания»153
.Когда речь идет о Средневековье, о проблемах гносеологических в указанную эпоху, то всегда возникает вопрос о соотношении веры и знания. Вера в представлениях данной эпохи не всегда являлась альтернативой рациональному постижению действительности. Вера, как и знание, могла быть не истинной.
Стремление согласовать веру и разум свойственно русским книжникам. Например, эта тенденция прослеживается в «Притче о человеческом теле и душе», «Сказании об иноческом чине» Климента Смолятича154
. Климент Смолятич считал, что все интересующее человек может узнать из Священного Писания. Но Божественное Слово не всегда явно, а потому необходимо прибегать к разуму, законам аллегорического мышления. Разум же возникает «естественным путем», на основе познания вещей, в этом заключается и его ограниченность. От того он и нуждается в контроле, так как, предоставленный самому себе, легко забывает о «разуме истинном – Боге и покоряется чувственным удам», ощущениям. Человек перестает думать о высших ценностях и сосредоточивается на материальном. Для того чтобы подобного избежать, человек должен уравновесить собственный разум истиной, Богом данной, – истиной Церкви, верой. Разум, дополненный верой, исправленный и направленный ею, есть «стройный разум». Так соединялись цели познания и совершенствование человека.Кирилл Туровский писал, что ни веры, ни разума самих по себе недостаточно для познания, необходимо их единство. Например, лишь «съглядение» вещей может и не привести к Богу, поэтому прежде всего надо уверовать в Творца, а уж затем познавать сотворенное Им155
. «Познавай веруя» – такова теологическая формула, выдвигаемая Кириллом Туровским. Ее аллегорическое толкование Кирилл Туровский дает, опираясь на евангельскую притчу об апостоле Фоме. Таким образом, вера указывает цель познания, рамки и пути, преобразует его в границах евангельского смирения и послушания. «Познавай веруя» – принцип, указывающий на отсутствие потребности оправдания вероисповедных формул средствами логики, рационального мышления.