История отношений между русскими князьями Рюрикова дома

Оба суздальские князя, старший брат Василий Юрьевич и младший — Федор Юрьевич выговаривают, чтобы Шемяка держал их — первого сыном, второго племянником; мы видели, что держать одного сыном, а другого племянником не имело смысла в старину, но теперь имеет, потому что родовая связь рушилась, и ближние родственники имеют другое значение, чем отдаленные; держать одного сыном, а другого племянником значит давать первому более прав, чем второму. Далее в договоре следует статья, довольно невыгодная московского князя. Суздальский князь говорит: «А сын у ти, господине, своему князю Ивану Дмитриевичу держать меня князя Василия Юрьевича братом ровным». След., в случае смерти Шемяки суздальский князь, будучи ровным сыну его и наследнику, имеет ровное с ним право на великое княжение Владимирское. Шемяка обязуется не вступаться в прадедину, дедину и отчину князей — Суздаль, Новгород Нижний, Городец и Вятку. Здесь нарочно прибавлено прадедина, чтоб показать давность права князей на эти областей. Потом Шемяка уступает Суздальским важнейшее право независимых великих князей — ведаться самим с Ордою: «А Орда нам, господине, знати собою». Шемяка обязуется также не заключать никаких договоров с в. к. Василием без ведома князей суздальских. Касательно оборонит ильного и наступательного союза обязанности равные: если сам Шемяка поведет войско, то и князь суздальский доложен сесть на коня; если же пошлет сына, то и князь суздальский посылает только сына или брата. Доказательством, что Шемяка считал великое княжение Владимирское себе непрочным, служит следующая статья: «А что будем где грабила наши бояре и наши люди в твоей отчине в великом княженье: ино тому всему дерть по та места, какоже дасть ти Бог, велит достати своее отчины великого княженья».

Уже давно жители Руси отвыкли от княжеских переходов из одной области в другую, давно уже князья постоянно сидели в одном уделе с боярами своими, и потому интересы князя и дружины его были тесно связаны с интересами княжества, с интересами остального народонаселения; вот почему граждане уже давно отвыкли от грабительства чуждых бояр и отроков, как то было в Древней Руси; но при внуках Донского это явление возобновилось: Юрий Дмитриевич и дети его овладевают несколько раз Москвой, городом, для них и для дружины их чуждым; московитяне, которые жаловались на Василия Васильевича за то, что он обременяет их налогами для уплаты выкупа в Казань, увидали, что при Шемяке, князе чуждом и приведшем чуждую дружину, положение их не улучшилось: Шемякин суд остался для потомства выражением суда несправедливого, точно такого, каким был для древних киевлян суд Ольговичей, для владимирцев суд Ростиславичей. Но если киевляне и владимирцы не могли снести управления Ольговичей и Ростиславичей в то время, когда переход князей был освящен обычаем, то ясно, что московитяне не могли стерпеть Шемякина суда в то время, когда уже они привыкли к другому обычаю: притязания Юрия Дмитриевича и сыновей его имеют ту важность в нашей истории, что они всего лучше показали невозможность возвращения старины, уяснив для народа, что настоящее его положение гораздо выше прежнего.

Мы видели, как владычество Шемяки в Москве было гибельно для чести и пользы Московского княжества; как же скоро возвратился законный владелец, дела пошли по-прежнему: Шемяка и Можайский добили челом своему господину, брату старшему Василию Васильевичу князьями, которые оставались ему верны: Михаилом Андреевичем Верейским, Василием Ярославичем Боровским и Борисом Александровичем Тверским^{779}. Оба князя отступались от пожалованных в. князем волостей, просили только своих отчин, и то не всех; обещались возвратить все взятое ими из казны великокняжеской, особенно грамоты и ярлыки.

Но всего любопытнее для нас высказываемое в договоре их с в. князем недоверие, которое ясно показывает, что мир между князьями не мог быть искренним, что он вынуждался только обстоятельствами: Шемяка и Можайский просят, чтобы в. князь не вызывал их в Москву до тех пор, пока не будет там митрополита, который один как общий отец мог дать им ручательство в безопасности. Эта недоверчивость видна и из других мест договоров. Можайский повторяет: «А што ся, господине, тобе от нас сстало: а того ти, господине князь великий, мне не помнити, не поминати, ни мститися, ни на сердце не держати, ни твоей матери великой княгине, ни твоей в. княгине, ни твоим детем мне и моим детем, и до нашего живота»^{780}. Бьет челом, чтоб дети в. князя сами целовали к нему крест, как скоро исполнится им по 12 лет.

Василий Васильевич исполняет все эти требования; князей, оставшихся ему верными, щедро награждает; так, напр., князя Михаила Андреевича Верейского, брата Ивана Можайского^{781}, князя Василия Ярославича Боровского^{782}, который потерпел для него изгнание и потом оказал такую деятельную помощь, даже у Ивана Можайского не отнимает всех прежних пожалований^{783}.