История отношений между русскими князьями Рюрикова дома

Из остальных удельных князей всех опаснее, всех беспокойнее был Василий Ярославич Боровский, именно потому, что оказал большие услуги в. князю и, след., имел большие притязания на благодарность и уступчивость последнего; эти притязания стояли в прямой противоположности со стремлениями Василия Васильевича: отовсюду необходимо враждебные столкновения с боровским князем. Недоразумения обнаружились скоро между обоими родственниками, что доказывается повторением договорных грамот^{798}.

Эти грамоты замечательны тем, что в них отстраняется всякое родственное приравнение удельных князей к семье в. князя, отстраняется, след., всякое притязание первых на в. княжение: Василий Ярославич Боровский обязуется и с детьми своими считать старшим не только в. князя Василия и старшего сына его Ивана, но и всех младших сыновей, и последних держать так же честно и грозно, как самого в. князя.

Мы видели, что в благодарность за услуги в. князь дал Василию Боровскому Дмитров, но после он выменял его на два города — Звенигород и Бежецкий Верх. Что принудило в. князя к такой мене, нам теперь решить трудно: вероятно, он не хотел видеть чужого владения на пути в северо-восточные области, недавно принадлежавшие заклятым врагам его Юрьевичам, и откуда, след., он мог ждать сопротивления при удобном случае^{799}.

Несмотря, однако, на повторение договоров, неприязнь между шурьями продолжалась, й в 1456 году Василий Ярославич был схвачен в Москве и заточен в Углич, откуда после переведен в Вологду, где и умер; той же участи подверглись и меньшие его дети, старший же вместе с мачехою убежал в Литву^{800}. Летописцы не объявляют вины боровского князя, одна только Степенная книга «глухо говорит: «За некую крамолу»^{801}. Что со стороны Василия Ярославина была крамола и что в. князь принужден был прибегнуть к такой строгой мере, доказательством служит, что Михаил Андреевич Верейский, брат Ивана Можайского, спокойно владел своим уделом, осыпанный пожалованиями в. князя^{802}.

Сын Василия Боровского Иван встретился в Литве с прежним врагом своего отца Иваном Андреевичем Можайским; общая ненависть к в. князю московскому примирила их, и они клятвенным договором обязались действовать заодно^{803}, доставать своих отчин и дедин и пленного отца Иванова, причем Иван Андреевич вошел к сыну боровского князя в отношения старшего брата. В изгнании, лишенные почти всякой надежды, эти князья мечтали о в. княжении; их договор служит самым лучшим оправданием насильственных мер в. князя: если б он не предпринял этих мер, то их предприняли бы против него; сын боровского князя говорит можайскому: «И даст Бог, не по нашим грехом, князя великого побием или сгоним, а даст Бог, господине, достанешь великого княженья». Изгнание и убиение грозило в. князю от князей удельных, которые готовы были на всякую меру, ибо предвидели скорое и необходимое изгнание или убийство от сильнейшего. Замыслы изгнанников не осуществились; попытка некоторых верных дружинников освободить боровского князя также не удалась: они были схвачены и казнены в Москве^{804}.

Обращаемся к отношениям в. князей московских к другим в. князьям; начнем с рязанского. Мы заметили уже раз, что русские княжества составляли две группы — литовскую и московскую. Рязанское княжество принадлежало к последней группе; но во время малолетства Василия Темного, когда в роде Калиты возникли междоусобия и не было решено, кто выйдет из них победителем, рязанский князь признал нужным примкнуть к литовской группе, дабы обезопасить себя со стороны Витовта, против которого теперь нечего ему было ожидать помощи из Москвы.

До нас дошел договор рязанского в. князя Ивана Федоровича с Витовтом, заключенный около 1439 года^{805} в следующих выражениях: «Господину осподарю моему в. к. Витовту се яз князь велики Ив [ан] Федорович] Рязанский, добил есми челом, дал ся есми ему на службу (потому что в родственные отношения к чужеродцу войти не мог), и осподарь мой в. к. Витовт принял меня князя великого Ив. Фед. на службу служити ми ему верно безхитростно, а быти мй с ним за один на всякого, а с кем он мирен, а с тем и яз мирен, а с кем он не мирен, с тем и яз не мирен; в. к. Витовту мене бронити от всякого, а без князя великого ми воли Витовтовы ни с кем не доканчивати ни пособляти».

Таким образом, чего с одной стороны не успевала сделать Москва, то с другой доканчивала Литва, и, когда последняя обессилила, Москва воспользовалась тем, что сделано было ее соперницею: от служебных отношений к в. князю литовскому рязанский в. к. легко, естественно переходил в служебные отношения к в. князю московскому; это была уже для него не новость. В то же время в. князь пронский заключил точно такой же договор с Витовтом «служить ему верно без всякия хитрости»^{806}.