История отношений между русскими князьями Рюрикова дома

До сих пор нас занимала борьба Ивана IV с притязаниями бояр, преимущественно потомков князей-родичей; теперь обратимся к борьбе домашней, с удельным князем, двоюродным братом царя Владимиром Андреевичем. Мы видели замыслы и поступки Владимира во время болезни царя; такие поступки забыть было трудно, тем более что Владимир и мать его Евфросиния не давали забывать старых своих поступков, повторяя их, не оставляя своих удельных притязаний. Я упоминал о клятвенной записи, насильно взятой с Владимира в 1553 году; в следующем 1554 году после рождения другого царевича, Ивана, государь взял с двоюродного брата другую запись держать этого Ивана вместо царя в случае смерти последнего^{1103}. До какой степени Иван не доверял брату, доказывает следующее обещание Владимира: «А жити ми на Москве в своем дворе; а держати ми у себя во дворе своих людей всяких… а боле ми того людей у себя во дворе не держати; а опричь ми того, служилых людей своих всех держати в своей отчине».

О предусмотрительности царя насчет движений со стороны удельных князей свидетельствует следующее обещание, взятое с Владимира: «А хоти которой брат родной учинитца недругом сыну твоему царевичю Ивану, и отступит от него: и мне с тем его братом в дружбе не быти, ни ссылатися с ним. А пошлет мя сын твой царевичь Иван на того своего брата, которой от него отступит: и мне на него ити, и делати над тем его братом всякое дело без хитрости, по приказу сына твоего царевича Ивана. А князей ми служебных с вотчинами и бояр, и дьяков, и детей боярских и всяких людей сына твоего к себе никак не приимати. А которые ми бояре, и дьяки ваши и всякие люди чем низгрубили при тебе государе моем царе и в. к. Иване: и мне тех им грубостей не помстити никому ни чем. А без бояр ми сына твоего, никотораго дела не делати, которые бояре в твоей душевной грамоте писаны, и не сказав ми сыну твоему и его матери, никакова дела не вершити; как ми прикажет сын твой и мать его, потому ми всякие дела вершити. А по грехом, мать моя княгини Ефросинья учнет мя наводити на которое лихо сына твоего царевича Ивана, или на матерь его лихо учнет мя наводити: и мне матери своей княгини Ефросиньи в том ни в чем не слушати, а сказати митее речи сыну твоему царевичю Ивану, и его матери в правду без хитрости. А хоти мя мать моя и не учнет наводити на лихо, а изведаю, что мать моя сама захочет которое лихо учинити, или умышляти учнет которое лихо над сыном твоим царевичем Иваном, и над его матерью, или над его бояры и дьяки, которые в твоей государя нашего душевной грамоте писаны: и мне то лихо матери своей сказати сыну твоему ц[аревичю] Ивану и матери его в правду без хитрости, а не утаити ми того никак никоторыми делы, по сему хрестному целованью. А возметь Бог и сына твоего ц. Ивана, а иных детей твоих государя нашего не останетьжеся: и мне твой государя своего приказ весь исправити твоей царице в. к. Анастасие^{1104}, по твоей государя своего душевной грамоте и по сему крестному целованью, о всем по тому, как еси государь ей в своей душевной грамоте написал».

В следующем месяце того же года взята была со Владимира третья запись с некоторыми против прежней дополнениями^{1105}: удельный князь обязуется не держать у себя на московском дворе более 108 человек.

Несмотря на все эти записи, Владимир Андреевич не оставлял своих притязаний: в 1563 году, говорит летопись^{1106}, «положил гнев свой (царь) на княгиню Ефросинью, да на сына ея, потому что прислал к царю в слободу княж[ий] Володимеров Андр. дьяк Савлук Иванов память, а писал многие государские дела, что кн. Ефросинья и сын ее многие неправды к царю чинят, и того для держать его скована в тюрме; а царь велел Савлука к себе прислати — и по его слову многие сыски были, и тех неисправления сысканы; и пред митрополитом и владыки царь кн. Ефросинье и сыну ея неправды их известил». После этого Ефросинья постриглась, но смуты не прекратились.

В 1566 году царь переменил брату удел: вместо Старицы и Вереи дал ему Дмитров и Звенигород^{1107}. Еще в 1564 году, после Савлукова доноса, царь переменил Владимиру всех бояр и слуг: мы видели, что и отец Ивана употреблял те же средства для удержания удельных от восстания. Наконец, в 1569 году Владимир погиб от яду, как говорят некоторые^{1108}иностранцы, но не от тайной отравы, как погиб Шемяка от прадеда Иванова Василия Темного; говорят, будто Грозный, укоряя двоюродного брата в умысле отравить его, заставил его самого выпить яд. Другие иностранцы говорят иначе о смерти Владимира^{1109}; в наших летописях сказано только, что царь «повеле убити брата своего»^{1110}.