История отношений между русскими князьями Рюрикова дома

Иван с своею необыкновенною сметливостию ясно видел, какою могущественною связью служило для обеих половин Руси православие; он видел, как эта связь была ослаблена Витовтом чрез избрание особого митрополита для Киева, и старался предупредить дальнейшее ослабление. С этою целию он согласился на брак своей дочери Елены с в. к. литовским, думая, что православное народонаселение найдет в ней твердую опору и представительство^{919}. Вот почему первым, необходимым условием брака он положил, чтоб Елена оставалась в греческом законе, и когда Александр вздумал было внести в условия оставить выбор веры на волю самой в. княгини Елены, то Иван грозился прервать переговоры и настоял на том, что Александр обещался никак не беспокоить жену насчет веры; он приказывал к зятю, чтобы тот не только не уговаривал его дочь к перемене религии, но противился бы этой перемене, если бы даже сама Елена хотела ее, объявляя ясно, что только строгим соблюдением этого условия может поддержаться доброе согласие между обоими государствами^{920}. В дальнейших переговорах, веденных между послами Александровыми и московскими боярами, было условлено, чтобы венчать Елену с Александром киевскому митрополиту или какому-нибудь другому православному архиерею, поставить в. княгине греческую церковь во дворце, наконец, чтобы она была окружена слугами и служанками греческого закона^{921}. О том же самом приказывал Иван к Александру чрез своих послов; другие послы, отправленные Александром, утверждали, что все будет исполнено так, как условлено между боярами и первыми послами^{922}, и ничего не было исполнено.

На требование в. князя, чтоб Елене была поставлена церковь во дворце, Александр отвечал, что у них запрещено строить вновь греческие церкви; ответ оскорбительный для Ивана, которому давали знать, что распространению православия в Литовской Руси положена твердая преграда; еще оскорбительнее была следующая прибавка от Александра: «А кнегини нашой ее милости церковь греческаго закону в городе есть близко: коли ее милость всхочет до церкви: и мы ей в том не бороним»^{923}: дочь в. к. московского должна наравне с последнею из своих подданных, исповедующих гонимую религию, ходить в приходскую церковь! Вот на какое унижение послал дочь свою Иван, который надеялся послать в ней покровительницу православия!^{924} Насчет слуг греческой веры Александр отвечал: «Кого ся нам видело к нашей великой княгини приставите, который ся к тому годили, тых есми к ее милости приставили; а ведь жо тым ее милости закону греческому ничего переказы нет»^{925}.

В. к. литовский не думал выполнять и другого важного условия, не хотел писать Ивана государем всея Руси, отговариваясь то тем, что хочет соблюдать те же самые формы, в каких писал отец его Казимир к Ивану, то тем, что в. к. московский не отказывается от Киева, то, наконец, тем, что не дает управы его подданным в пограничных ссорах^{926}.

Все это в высочайшей степени раздражало Ивана, избалованного счастием, привыкшего к немедленному исполнению своих желаний.

Наконец, московский князь получил весть о том, чего он более всего опасался, о попытках литовского князя обратить жену и православных подданных в латинство. Подьячий Федор Шестаков, бывший при Елене, прислал к вяземскому наместнику кн. Туреню-Оболенскому грамоту, в которой извещал его, что в Литве идут сильные волнения по поводу религии, что Иосиф, владыка смоленский, вместе с Сапегою, изменившим православию, уговаривали в. к. Елену перейти в католицизм, равно как и других православных русских, подданных литовского князя^{927}. Еще Иван мог бы усумниться в верности донесения Шестакова, могшего преувеличить дело из ревности к своему государю и православию; но скоро явился в Москву Гедиминович, кн. Симеон Бельский, и бил челом в. князю в службу с отчиною, потому что в Литве настает гонение на православие; он подтвердил донесение Шестакова о старании владыки смоленского Иосифа распространить католицизм между русскими, прибавив, что в том содействуют ему виленский епископ и монахи бернардинские^{928}.