История отравлений. Власть и яды от античности до наших дней

Кроме всего прочего, Домициан известен, как гонитель христиан, и здесь он тоже применял яд, правда, не в политических, а в судебных целях. всякого, кто отвергал римское язычество, император подвергал испытанию отравленным кубком. Таким образом он хотел показать, что Бог христиан не в состоянии победить яд. Этот сюжет отразился в литературном произведении XIV в. «Лис-самозванец», где император заставлял выпить яд святого Иоанна. Но святой осенял кубок крестом, и напиток делался безвредным. Понятно, что в средневековом тексте доказывалось преимущество христианства. История про Домициана служила а качестве exemplum, который помогал лепке образа тирана-отравителя. Прежде такое чудо Иоанна, разумеется, нигде не упоминалось. Однако совсем не случайно автор, недовольный ростом авторитаризма Капетингов, представил дело именно так.

Venenum et princeps. Причины расцвета

Если верить рассказу Светония, получается, что восемь из двенадцати цезарей так или иначе были замешаны в делах, связанных с отравлениями. Отметим, что подобный упадок политических нравов, по-видимому, никак не сказывался на военных обыкновениях. Здесь римляне оставались верны своим ценностям, высшая из которых forti-tudo (храбрость) воспринималась как противоположность veneficium. У Тацита есть рассказ о том, как предводитель германского племени хаттов Адгандестрий предложил в письме к Сенату умертвить врага римлян вождя херусков Арминия, если ему пришлют яду. «Адгандестрию было отвечено, что римский народ отмщает врагам, не прибегая к обману, и не тайными средствами, но открыто и силой оружия. Благородством ответа Тиберий сравнялся с древними полководцами, запретившими отравить царя Пирра и открывшими ему этот замысел». Показательное расхождение с внутренней политикой.

Почему же отравления стали столь частым событием или, по крайней мере, стали считаться частым событием, ибо их постоянно разоблачали? Тут надо, конечно, учитывать и выставляемые Светонием на первый план личные, психологические причины, и общую атмосферу. Наблюдавшие за властью писатели, как и все общество в целом, находились под влиянием иррациональных страхов. Боязнь потусторонних сил вновь и вновь заставляла вспоминать о яде. Плиний Старший отмечал, что среди его современников не было ни одного, кто бы не боялся, что на него наведут порчу. Слово veneficium означало одновременно и отравление и колдовство, поэтому яд рассматривали как вездесущую опасность. И в первую очередь этот феномен затрагивал правящие круги.

Однако для полного понимания ситуации такой общей констатации недостаточно. Необходимы конкретные ответы, которые касались бы, во-первых, самой структуры политической системы, порождавшей столь специфические практики и верования. А во-вторых, они должны прояснять устройство идеологической системы, которая использовала veneficium для пропаганды новых династий.

Начиная с прихода к власти Августа и до смерти в 96 г. н. э. Домициана функции принцепса выполняли одиннадцать человек. Они наследовали друг другу по нисходящей линии и не только по прямому родству, но и через усыновления. Это делало преемственность произвольной, хотя ее и утверждал Сенат. Таким образом, учреждения res Publica сохранялись, но постепенно устанавливалась династическая логика передачи власти. Такое положение порождало напряженность и дворцовые интриги, в обстановке которых ссылка на яд казалась все более и более естественной в случае неожиданной или преждевременной кончины. Возможно, что теперь, когда власть концентрировалась в одних руках, весть о смерти ее носителя приобретала гораздо более широкий общественный резонанс, чем прежде. Как замечал Тацит, простому человеку кончина правителя казалась событием более ужасным, чем оно было на самом деле. Именно поэтому он приписывал действие природы преступлению. Монархическая система драматизировала смерть императора или его официального наследника из-за наступающего разрыва, угрозы неясной и нестабильной ситуации. Поскольку следствие – наступление нового правления – относилось к политической сфере, то и причины казалось естественным искать в той же сфере. В умах зарождалось подозрение в отравлении.

Труднее установить связь между политикой принципата и реальным употреблением ядов. Прежде всего, сама эта реальность часто оказывается сомнительной, хотя есть случаи, когда ее можно считать доказанной. Имеется свидетельство, что в начале I в. при императорском дворце существовала специальная группа «пробователей» (praegustatore), состоявшая из рабов и вольноотпущенников. Возникновение подобной практики свидетельствует не только об ориентализации дворцовых нравов. Оно отражает самое настоящее опасение, порожденное реальными отравлениями.