Мама тут же завела свою любимую песню. Анька ее знала, так что только кивала, потом подругу озарила мысль, и она уверенной поступью отправилась к телефону, набрала какой-то номер, спросила Венечку, пококетничала с ним пару минут, обрисовала ему суть дела (в смысле, что за ранение, как себя чувствует подстреленный сейчас), затем продиктовала мой адрес, пояснив, что ее не будет, только мама подруги, чьим мужиком и является раненый. Я очень удивилась, узнав о том, что это уже мой мужик, но с комментариями не встревала, а Вадика с его вопросами отослала к тете Ане, по-моему, лучше владеющей ситуацией, чем я. Услышав мои слова, Анька скорчила рожу, но еще немного пококетничала с Венечкой, а когда повесила трубку, прямо заявила мне:
– Готовь триста баксов, а лучше пятьсот на всякий случай, – потом повернулась к моей маме и тоненьким голосочком добавила: – Тетя Люда, тут мой знакомый приедет, Настиного мужика посмотрит…
– Он не мой мужик! – рявкнула я.
– Тогда как он может быть моим папой? – встрял Вадик.
Коля очень внимательно прислушивался к разговору, пытаясь вникнуть в суть, но, пожалуй, у него это не очень получалось. Он только и переводил взгляд с меня на Аньку, потом на мою маму, потом опять на меня.
– В общем, приедет врач, похожий на Карлсона, – заявила Анька. – Вы что, обе хотите, чтобы этот у вас тут подох? – И она кивнула в сторону гостиной. – Вы хоть подумайте, как от трупа избавляться будете? Опять меня призовете в помощницы? Лучше, наверное, его вылечить. Хотя кто знает…
И Анька вспомнила, как лечила одного своего любовника от импотенции, сопровождая его на приемы к другому своему любовнику – врачу-сексопатологу, а потом тот, кого лечили и вылечили, ушел к другой бабе.
– А вы уже избавлялись от каких-нибудь трупов? – встрял Коля.
– Свят, свят, свят! – мама перекрестилась, в ужасе глядя на мальчишку.
А он предложил свои услуги – если понадобится, заметив, что в наше время от трупа избавиться – раз плюнуть. Мама закатила глаза. Вадик очень заинтересовался, как, впрочем, и мы с Анькой.
– Проблему надо решать, когда она возникнет, – наставительным тоном заявил умудренный жизнью Коля и добавил: – Вы, тетки, не волнуйтесь. У вас теперь мужик в доме есть. Я помогу.
Мама с Анькой не сразу сообразили, кого он имел в виду под словом «мужик», а «мужик» тем временем посмотрел на меня и уточнил:
– Настя, так это не твой хахаль раненый валяется?
– Это мой папа, – сказал Вадик, которому страшно хотелось иметь отца.
– Не было зятя, и таких не надо, – рявкнула мать. – Настя вечно кого-то на улице подбирает.
– Когда мужик поправится, надо на него посмотреть, а там решим, что с ним делать. Я, может, его себе заберу, – заявила Анька.
– Это если я его отдам, – возразила я. – У тебя генерал есть. Кстати, он не прорезался?
Анька покачала головой.
– Тетя Аня, а почему вы в трауре? – словно впервые заметил Коля. Я пока была не одета.
Анька (которую мальчишка почему-то величал тетей, в то время как меня просто Настей) пояснила, что мы вообще-то должны ехать на похороны. И так уже опаздываем. По ходу дела рявкнула на меня, чтобы одевалась. Потом добавила, что лучше бы мы отправились на моей машине, но в любом случае, ей кажется, что к выносу тела мы опоздали, придется прямо в собор ехать. Я глянула на часы и рванула одеваться, Анька последовала за мной: ей требовалось помочь мне сделаться Шушей – ведь на похоронах явно будут пресса, поклонники и поклонницы нашей группы, и перед ними я должна быть в своем сценическом облике, ну только без полного боевого раскраса и цепей, конечно.
Мама последовала за нами: она никак не могла успокоиться после столь бурного развития событий. Анька решила, что ей лучше пока вывести маму из моей комнаты и поговорить с ней, чтобы дать мне спокойно одеться, а Анька уже подключится на заключительной фазе. Она инструктировала маму, Колю и Вадика насчет дяди доктора, который скоро должен приехать. Я лично считала, что в остающейся команде самый здравомыслящий – Коля, вот только больно уж ушлый пацаненок… Не опасно ли мне его тут оставлять?
Я вспомнила про баксы, сунула нос в пакет, вынула пять стодолларовых купюр, остальные рассовала по разным местам в комнате, а пятьсот долларов оставила на своем письменном столе.
Вскоре я была готова: черная длинная шерстяная юбка, черный свитер, украшенный маленькой брошью с брюликами (не могла я без ничего поехать), черный платок был уже готов, но его придется надевать на парик, закрыв им патлы во время передвижений по городу. Парик я нацепила сама, потом крикнула Аньку.
При виде меня в парике Коля застыл на пороге комнаты, куда тоже сунул нос.
– Ой! – сказал он, закрыл глаза, потом снова открыл.
– Не мучайся, – усмехнулась Анька. – Шуша это, Шуша. Видишь, к какому великому человеку ты в дом попал.
– Да с вами тут свихнешься, – выдал Коля, помолчал немного, потом посмотрел на Аньку: – А вы кто?
– Имиджмейкер. Знаешь, кто это?