История папства

С давних пор Рим оказывал гостеприимство богам покоренных им народов, так что, не выезжая из столицы мира, можно было видеть даже на многолюдных площадях и улицах Рима, по словам Плиния Старшего и Сенеки, больше богов, чем людей. Плиний объясняет это тем, что больные люди размещают части богов в разных местах, чтобы излечить ту часть тела смертного, какая больше всего нуждается в лечении. Сенека возмущается этой массой богов и иронически восклицает: когда же наконец Юпитер, отец богов, перестанет увеличивать свое потомство: ни преклоннейший возраст, ни законы империи против прелюбодеяния и о благонравии не в состоянии на него воздействовать, — так упорен он в своем распутстве. Но особенно едко высмеивает эту мешанину из римских, греческих, египетских, персидских и иных богов Лукиан в своем бессмертном сочинении «Совет богов»: «Но Аттис, — о Зевс! — Корибант, Сабазий, откуда еще они у нас взялись? Или этот индиец Митра в персидском платье и в тиаре, который даже не говорит по-гречески, так что и не понимает, если пьют за его здоровье?.. Ты египтянин с песьей мордой (вероятно, боги Тот или Анубис. — Ред.), завернутый в полотно, ты кто таков, любезнейший, и каким образом ты хочешь быть богом — ведь ты же лаешь? А почему этот пятнистый бык из Мемфиса (бог Апис. — Ред.) принимает поклонения, вещает, как оракул, окружен пророками? Об ибисах, обезьянах, козлах и других вещах, куда более смехотворных, мне и говорить-то стыдно — понятия не имею, каким это образом они из Египта попали на небо»; «Мы даже боялись, как бы кто не схватил тебя (Зевса) и не принес в жертву, пока ты был быком или какой-нибудь золотых дел мастер не пустил бы тебя в работу, пока ты был золотым, и не остались бы у нас вместо Зевса ожерелье, браслет и серьга».

Это не были единичные голоса отдельных скептиков. Безверие охватило с I в. до н. э. сравнительно широкие слои римского общества, в особенности его интеллигенцию. Варрон, знаток языческой религии, не без чувства боли и страха начинает свою книгу «Религиозные древности» грозным предупреждением, являющимся в то же время и предсказанием, что в Риме скоро религия погибнет «не от нападения внешнего врага, а от пренебрежения к ней граждан», в особенности высшего общества, на которое обрушатся многочисленные бедствия, неизбежные спутники гибели религии; «крушение религии — факт не только неоспоримый, но и давнишний». Еще Катон утверждал, что два авгура[12] без смеха не могут смотреть друг другу в глаза и что эта древняя должность уже давно находится в полном упадке. В театрах и народных собраниях нападки на гадателей всегда встречали шумный успех. Бесчисленные комедии Плавта, в которых плуты, жулики и воры приносили повелителю богов щедрые жертвоприношения за его покровительство их «подвигам», собирали полный театр, и зрители награждали восторженными аплодисментами каждую выходку Плавта по адресу богов. Не был религиозен и Цицерон. В одном из своих последних писем он говорил: «В счастье мы должны презирать смерть; в несчастии мы должны желать ее, потому что после нее не останется ничего». Так мог писать даже не скептик, а лишь неверующий, эпикуреец, смотревший на жизнь как на «молнию между двумя безднами бытия» и руководившийся девизом: «sibi vivere» (живи, пока живется).

Безверие образованного римского общества в годы зарождения империи сдерживалось социальным, классовым страхом перед плебейской толпой. Описывая тяжелое положение Рима при вступлении Августа во власть, когда народ представлял собою «скопище вольноотпущенников и чужеземцев», Светоний утверждает, что при таком положении дел Август вынужден был прибегнуть к своеобразной поддержке государственного здания — к религии.

Религия уже давно не удовлетворяла духовных и умственных потребностей образованного общества, однако все более насущной ее задачей было — служить опорой господствовавшему классу для обуздания народного недовольства, народных страстей.

Плебеи в долгой борьбе, которую они вели за гражданское равенство, видели богов всегда на стороне своих противников, и в религии плебеям отводилось так же мало места, как в правовой области в целом. В течение долгого времени они были лишены права участия в общественном богослужении; им предоставлялась лишь возможность молиться дома, в кругу близких.

Неудивительно, что плебеи в массе не были особенно привязаны к старой римской религии, служившей их угнетателям. Так притуплялся и выпадал из рук правившего Рима тот божественный меч, который должен был обеспечить ему дальнейшую эксплуатацию широких масс народа.

Империя сменила республику. Религиозная мешанина из греческих и восточных богов оттеснялась смутным divinitas (верховное существо), местопребывание которого переносилось все чаще с Олимпа на небо.