История папства

Кардинал Алидози, у которого при отсутствии других добродетелей было хотя бы чувство стыда, засел в замке Риво, чтобы избежать ярости папы; однако он напрасно беспокоился. Юлий, благоразумно отступивший за несколько дней до этого в Равенну, не выказывал ни малейших признаков гнева. Даже теперь папа не мог думать, что его любимый друг виноват: он без колебаний возложил всю ответственность за катастрофу на герцога Урбино, от которого он немедленно потребовал, чтобы тот предстал перед ним. Последовал разговор, в результате которого давнее презрение герцога к Алидози, за чью трусость его собирались теперь сделать козлом отпущения, вряд ли убавилось. Поэтому когда он вышел на улицу и лицом к лицу столкнулся со своим старым врагом, то его охватило бешенство. Стащив кардинала с мула, герцог напал на него с мечом. Свита Алидози, думая, что он действует по приказу папы, колебалась, не зная, стоит ли ей вмешиваться, а осмелилась приблизиться только тогда, когда герцог залез на коня и отправился в Урбино, оставив их господина лежать мертвым в пыли.

Горе папы из-за смерти его фаворита, как мы читаем в источниках, страшно было видеть. Безутешно рыдая, не желая слушать слов сочувствия, он отказывался оставаться в Равенне, и его понесли в Римини в закрытых носилках, из-за задернутых занавесок которых отчетливо слышались его рыдания. Однако судьба готовила ему новые удары. Мирандола, покорение которой он считал делом чести, уже неделю или две находилась в руках Тривульцио. Деморализованная и дезорганизованная папская армия, к тому же лишившаяся командующего, распадалась. С отвоеванием Болоньи путь для захвата французами всех церковных земель, за которые он так много и активно боролся, был открыт. Все труды последних восьми лет пошли прахом. И теперь в Римини папа увидел прокламацию, прибитую к дверям церкви Святого Франциска и подписанную не менее чем девятью кардиналами, поддержанными Максимилианом и Людовиком Французским, где объявлялось, что 1 сентября в Пизе должен состояться Вселенский собор, призванный расследовать злоупотребления, имевшие место во время его понтификата, и устранить их последствия.

* * *

Юлий и как папа, и как человек не раз терпел неудачи. Он был горяч, «настолько горяч, — писал его современник, историк Франческо Гвиччардини, — что обратился бы в прах, если бы не чувство благоговения перед церковью, раздор между князьями и обстоятельства момента», непостоянный, мстительный, плохой организатор, совершенно не разбиравшийся в людях. Хотя Юлий и был знатоком дипломатической тактики, он мало смыслил в долговременной стратегии. Снедаемый суетными страстями, он не стеснялся в выборе средств. Однако определенными качествами понтифик обладал в полной мере. Одно из них — храбрость, другое — неукротимый дух. На обратном пути в Рим, будучи уже в возрасте примерно семидесяти лет, он обдумывал создание новой коалиции во главе с ним самим, куда должны были войти Венеция, Испания, Англия и, если получится, империя. Объединенные силы этого союза заставили бы Францию раз и навсегда уйти с Апеннинского полуострова; и к июлю 1511 года переговоры начались.

Серьезных проблем не возникло. Фердинанд Испанский уже получил все, что мог ожидать от Камбрейской лиги, и не желал допускать дальнейшего усиления позиций Франции в Италии. В Англии зять Фердинанда, Генрих VIII, охотно согласился сковать силы своего соперника на севере, тогда союзники то же самое сделали бы на юге, хотя счел нужным указать папе, когда принимал его предложения, что было бы лучше, если бы их передавал не очевидный двойной агент (рекомендованный, кажется, покойным кардиналом Алидози), регулярно докладывавший обо всех событиях королю Людовику. Венеция, которая во время переговоров упорно (и в целом успешно) боролась за то, чтобы оказать сопротивление французскому наступлению в Венето и Фриули, не могла желать ничего лучшего. Максимилиан, как всегда, колебался; но даже без него новая коалиция обещала стать силой, с которой пришлось бы считаться.

Двойственная позиция императора объясняется, помимо его личных особенностей, перспективой проведения церковного собора в Пизе, который он с королем Людовиком совместно поддерживали. Последний начал уже разочаровываться в этой идее и все меньше оказывал ей поддержку. После двух коротких заседаний царившие в городе раздоры вынудили собор переместиться в Милан. И здесь, хотя он и находился под охраной французов, над ним открыто насмехались, причем так, что местный хронист не решился писать об этом, поскольку, эти насмешки невозможно воспринимать всерьез, а потому не стоит тратить на них чернила.