История папства

Поскольку Павел III умер в середине ноября, конклав для избрания его преемника собрался зимой. Несмотря на все трудности, которые пришлось претерпеть присутствовавшим, он продолжался почти три месяца. В XV веке конклавы посещались лишь теми членами Священной коллегии, кто входил в курию и, следовательно, жил в Риме; к XVI веку кардиналов начали созывать со всей Европы, что, однако, не означало, что товарищи дожидались их. В 1548 году поначалу в качестве главного претендента выступал англичанин Реджинальд Поул: в первом раунде он набрал двадцать пять голосов, тогда как для избрания требовалось двадцать восемь. Будь Поул готов к тому, чтобы лоббировать свои интересы, ему, возможно, удалось бы выиграть, но он повел себя по-иному. Поул не сделал ничего, чтобы убедить ксенофобов-итальянцев, по-прежнему считавших, что престол непременно должен занять кто-нибудь из них, и конклав по-прежнему пребывал в нерешительности, когда прибыли кардиналы-французы. Одна мысль о том, что папой может стать англичанин, привела их в ужас; они обвинили Поула в ереси и сумели отвратить от него нескольких его сторонников. Главный сторонник Поула, внук прежнего папы, кардинал Алессандро Фарнезе, предложил грандиозный ход в духе Макиавелли — провести проверку количества набранных голосов глухой ночью, когда большинство кардиналов уснет или перепьется и будет не слишком интересоваться происходящим. Но Поул опять-таки не согласился действовать подобным образом. Если, заявил он, ему суждено войти в Ватикан, он войдет через отворенные двери, а не как тать в ночи.

Этот конклав также стал единственным в истории, где имел место сознательный розыгрыш одного из участников. Жертвой стал кардинал Ипполито д'Эсте. Его брат уже успел оказаться в нелепом положении: его застигли, когда он карабкался по крыше Сикстинской капеллы, тщетно пытаясь узнать, что происходит. В то время кардинал, к несчастью для себя, оказался в неприятной ситуации: борода и волосы его стали выпадать целыми пучками. Очевидно, никто не сомневался, что он попросту лысел (почти наверняка так оно и было). Однако его друзья, сговорившись, недвусмысленно намекнули на то, что причиной является сифилис. В негодовании бедный д'Эсте попался в ловушку и возразил, что вел непорочную жизнь более года. После этого никто уже не рассматривал его как серьезного кандидата.

Наконец после обычных интриг французская и итальянская группировки договорились между собой (вопреки противодействию императора) и остановились на сравнительно малозначащей фигуре. Джованни Мария Чокки дель Монте, с того момента известный под именем Юлия III (1550-1555), знаток канонического права, тяжело пострадал при разграблении Рима за четверть века до описываемых событий [241]; на открытии Тридентского собора он исполнял роль сопредседателя. Однако он был более известен своей страстью к семнадцатилетнему мальчику по имени Инноченцо [242](очевидно, оно не слишком подходило ему). Двумя годами ранее он подобрал его на улице в Парме; после интронизации он немедленно сделал его кардиналом.

Уже в начале его правления стало ясно, каким оно будет. На престол вновь взошел типичный ренессансный папа, не знающий удержу в своих желаниях, склонный к непотизму В Риме широко ходили слухи (правда, открыто говорить об этом не осмеливались), что на его пирах после отъезда высоких гостей начинаются гомосексуальные оргии. Он тратил громадные суммы на устройство своей роскошной загородной виллы — Вилла Джулиа [243]; живой интерес у него вызвала работа Микеланджело над собором Святого Петра; он пригласил Палестрину [244]руководить своей личной капеллой, назначив его на должности регента и наставника хора мальчиков (magister puerorum). Удивительно, но он верил, что церковь нуждается в реформах: он поддержал иезуитов, сделал все, чтобы Тридентский собор продолжал эффективную работу, — и испытал подлинную радость, узнав, что с восшествием на английский престол Марии I ее страна возвратилась в лоно католичества. Но главной его целью, несомненно, оставалось получение удовольствий. Для человека, знаменитого, среди прочего, своим обжорством, его конец оказался окрашен своего рода справедливостью: у него отказала пищеварительная система, и 23 марта 1555 года он скончался — фактически от голода.

* * *