История патристической философии

Сразу же бросается в глаза христианская окрашенность этого утверждения и той терминологии, которую Порфирий почерпнул в языческо–христианских «Сентенциях» неопифагорейца Секста (п. 449): а значит, Кирилл считает себя вправе видеть в писаниях Порфирия подтверждение своей полемики против поклонения демонам, которое, напротив, вытекало из той значимости, каковую Юлиан придавал младшим богам. И вот христианский писатель продолжает цитировать «О воздержании от животной пиши» — место II 36,6—37,1, в котором звучат отголоски мнения некоторых платоников, которые отстаивают абсолютную трансцендентность бога, в силу этого не нуждающегося ни в каком жертвоприношении. Кирилл цитирует и 37,3 где Порфирий добавляет к сказанному, что другим богам, то есть младшим богам необходимо, напротив, оказывать знаки внимания, — говорящие о благорасположенности к ним, — посредством принесения им в жертву неодушевленных предметов. А потому Кирилл без каких–либо затруднений приходит к умозаключению (980А), что у Юлиана нет никаких оснований к тому, чтобы порицать христиан за их форму богопочитания. В этом совершенном духовном образе жизни, в этой форме богопэчитания образцовыми являются древние иудейские общины ессеев, как полагает Порфирий («О воздержании от животной пиши», IV 13,19); и об этом упоминает Кирилл в V 776В.

5.3. «История философии»

Написанное в четырех книгах после встречи с Плотином, а именно после 264 г., это сочинение Порфирия послужило Кириллу для отстаивания тезиса, согласно которому учения Платона пребывают в гармонии с христианскими учениями, а потому антихристианская полемика императора–отступника лишена какого–либо основания. Кирилл отмечает — со своей точки зрения, — что то, что было сказано Порфирием, согласуется с христианским учением касательно Отца (I 43), касательно Сына (145) и касательно Духа Святого (I 47). Эту проблематику, характеризуемую мощным духом конкордизма, мы еще рассмотрим в другом месте.

«История философии» служит также собранием воедино анекдотов, даюших негативную оценку языческим философам: так, у Сократа, когда он был во власти гнева, совершенно менялось выражение лица, и он не удерживался от того, чтобы говорить или даже делать вещи, достойные порицания (211 F Smith, фрагмент 10 Segonds=VI 781D–784A: сведения почерпнуты у Аристоксена); так, приводится информация и о внебрачных связях Сократа, и о его жёнах (215F, фрагмент 12а Segonds =IV 784D, повторно отраженный в VII 845В). Быть может, и цитации из Платона («Филеб», 65с [«удовольствие есть изо всех вещей наиболее спесивая»]; «Пир», 183b, касательно того факта, что клятвы в любви не обладают истинной законной силой) (845С), восходят к Порфирию, с учетом того, что «Пир» и особенно «Филеб» не являлись диалогами, известными христианским писателям; то же самое можно сказать о сведениях, связанных с ремеслом, которым занимался Сократ, бывший якобы скульптором: VI 817С (= 212F и 213F, 1 la Segonds).

Из IV книги того же сочинения черпаются сведения о Платоне (VI 820А = 219F Smith, фрагмент 14 Segonds): «Платон учился грамоте у Дионисия, а у борца Аристона Аргосского — гимнастическим упражнениям. Некоторые утверждают, что он участвовал в Истмийских и в Пифийских состязаниях»: наличествуют также сведения, поставляемые нам платоником Апулеем (см. «Платон и его учение», I 184), входящие в совокупный состав деталей биографического типа, распространенных в античности и нередко в полемических целях направленных против Афинского философа. Их собирал также ритор, которого нельзя отнести к разряду второстепенных, но который так или иначе воодушевлялся давними нападками на философию, а именно — Элий Аристид (см. наши соответствующие соображения в «ЕНо Aristide tra Retorica е Filosofia», ANRW II 34, 2, 1234—1247)» Юлиан действительно говорил, что Христос и Павел придерживались низменного и убогого учения и что их можно было бы счесть удачливыми, если бы им удалось убедить в нем рабынь и рабов (фрагмент 48 Masaracchia), на что Кирилл возражает, напоминая о незамысловатых ремеслах, которыми занимались языческие философы.