История пчел

Но одна дочь замуж так и не вышла. Шарлотта, самая сообразительная из всех. Та, от которой пошел наш род. Она купила билет в один конец и перебралась за океан. На чердаке у нас до сих пор стоит ее сундук — с этим сундуком она и приехала. Она и младенец. Про отца ребенка ничего не известно. В Америку они прибыли вдвоем. И сундук привезли, со всеми своими пожитками. Когда его открываешь, пахнет сыростью и старостью. Нам сундук не нужен, но выбросить его у меня рука не поднимается. Шарлотта всю жизнь свою уложила в этот сундук. И отцовские чертежи тоже.

Тогда это все и началось. Шарлотта занялась пчеловодством. Не то чтобы серьезно, потому что она вообще-то была директрисой в школе и преподавала там же. Она завела всего три улья, но этих трех ульев оказалось достаточно, чтобы мальчишка ее вошел во вкус и, когда подрос, построил еще несколько ульев. А потом и его сын. И сын его сына. И наконец, мой дед, который основал настоящую пасеку, кормившую семью.

Проклятые чертежи!

Я что было сил засадил кулаком по стеклу. Руку пронзила боль, тотчас же растекшаяся по всему телу. Чертеж покачнулся, но остался висеть.

Убрать их отсюда. Все шесть.

Я снял их с крючков и вытащил в прихожую. Вытащил из шкафа тяжелые зимние ботинки с толстой подошвой. Натянул ботинки и выскочил во двор.

Я собирался избавиться от чертежей, попрыгать на них, хорошенько потоптаться, но тут вспомнил про Эмму. От такого шума она наверняка проснется. Я поднял голову и посмотрел на окно спальни. Темно. Значит, спит.

Я потащил чертежи дальше, открыл дверь в мастерскую и бросил их на пол. Естественно, я мог просто вынуть стекло и извлечь чертежи, но мне хотелось услышать, как трещат осколки под тяжелыми башмаками.

Я вдавил ботинок в стекло. А потом и другой. И принялся прыгать. Стекло треснуло, рамки сломались. Прямо как я себе представлял.

Затем я выковырял из осколков чертежи, надеясь, что осколки разрезали их, прорвали насквозь, но они оказались живучими. Бумага была на удивление плотной и жесткой. Я уложил их друг на дружку, стопкой. И призадумался. Сжечь их, что ли? Поднести спичку — и пусть это семейное изобретение горит синим пламенем. Нет.

Я швырнул всю стопку на верстак и уставился на нее. Беспрокие бумажки. Никакой пользы от них. И судьба у них пусть будет такая же убогая. Огонь — это им слишком жирно будет, не заслужили они его. Нет, надо еще что-нибудь придумать.

И я придумал.

Поудобнее схватившись за листы бумаги, принялся рвать их. Сперва руки у меня вроде как сопротивлялись, но я себя пересилил. Мне хотелось, чтобы полоски выходили одинаково ровными, но стопка была слишком толстой, и бумага не слушалась. Я разделил стопку на две — по три чертежа в каждой. Но так выходило слишком быстро, а я рассчитывал, что смогу как следует отвести душу. Поэтому я решил разорвать их каждый по отдельности.

Звук получился потрясающий. Бумага словно верещала: «Пощади! Пощади!»

Это было не просто приятно — это было восхитительно. Наконец-то я нашел куда себя деть. Я бы с радостью всю ночь так просидел.

Но пришлось остановиться. Если обрывки получатся чересчур маленькими, ими нельзя будет воспользоваться.

Я сгреб обрывки в охапку, оставив на полу осколки и рамы. Подождут до завтра. Захлопнув дверь, я протопал по двору, поднялся на крыльцо и открыл дверь.

Сделав несколько шагов по коридору, я распахнул первую дверь с правой стороны. Еще два шага, в полной темноте. Судя по тихому журчанью, бачок опять вышел из строя. Пора его, похоже, менять. Включать свет было неохота, поэтому я просто бросил обрывки на пол. Пускай ждут своего часа. Им самое место тут. В сортире.

Тао

Мы сидели в старомодном электромобиле, какие выпускались в двадцатые годы, когда начался бум солнечных батарей. Помню, в детстве, когда родители привезли меня сюда, на улицах полно было таких машин, в основном старых и видавших виды. Машина была просторная, черная и сверкающая, сохранилась лучше большинства. Такие автомобили редко принадлежат частным лицам и используются преимущественно теми, кто занимает какой-нибудь государственный пост. В нашем городке машины имелись только у полицейских и у медработников — например, та «скорая помощь», что увезла Вей-Веня. Эти автомобили представляли собой незамысловатые коробки на колесах, сконструированные так, чтобы тратить как можно меньше энергии. Наша же машина была больше и роскошнее. У нас в городишке подобная машина была редким гостем, и когда она важно скользила по улицам, мы разевали рты и недоумевали, что ее привело в наше захолустье.

Внутри подобной машины прежде я не бывала. Я провела рукой по сиденью, обтянутому кожзаменителем, на котором время начертило сеточку трещин. Машина была старой. Чтобы это понять, достаточно было взглянуть на обшивку, вдохнуть поселившийся в салоне запах ветхости, не выводимый никакими чистящими средствами.