— Какое пестрое сборище! — продолжал Пинсент. — Кого я только сегодня не ублажал по долгу службы — дочек нотариуса, жену аптекаря, сам не помню кого еще. В буфете какой-то человек чуть не насильно поил меня шампанским… с виду моряк, очень странно был одет и кажется, сильно навеселе. Если занимаешься политикой приходится ладить со всеми этими людьми — ничего не поделаешь, хотя это нелегко… в особенности, когда мысли заняты совсем другим. — И он слегка покраснел.
— Простите меня, — сказала Лора. — Я… я не слушала… Меня так напугала ссора между моим кузеном и этим… этим французом.
— Вашему кузену нынче не повезло. Несколько человек на него в претензии — этот капитан, как бишь его — Слонки? И та дама в красном платье, что с ним танцевала… и мисс Бланш… и бедный повар… да и я, как видно ему не угодил.
— Но ведь он меня оставил на ваше попечение, — сказала Лора и, вскинув глаза на мистера Пинсента, тотчас снова их опустила, как провинившаяся маленькая кокетка.
— Да, за это я ему многое прощаю! — горячо воскликнул Пинсент; Лора взяла его под руку, и он гордо повел ее к столу.
Ужин не привлекал ее, хотя Ринсер блеснул своим талантом, как выразилась наутро местная газета в отчете о празднике. Она была очень рассеянна, очень огорчаласб и страдала из-за Пена. Капризный и ревнивый, задира и эгоист; в гневе резкий, несдержанный и несправедливый, как могла ее маменька требовать (а Элен бесчисленными намеками именно требовала), чтобы такому человеку она вверила свою судьбу? А если она даже и согласится, будет ли он счастлив?
У нее немного отлегло от сердца, когда через полчаса показавшиеся ей очень долгими, лакей подал ей нацарапанную карандашом записку от Пена: "Я встретил душку повара внизу, готового к бою, и попросил у него извининия. Я рад, что сделал это. Я нынче хотел с тобой поговорить, но подожду, пока ты вернешься домой. Спасибо. Танцуй с Пинсентом хоть всю ночь и будь счастлива. _Пен_".
Лора была очень ему благодарна за эту записку — как все-таки хорошо, что сердце у маменькина любимца отходчивое и доброе!
Пен сразу же устыдился своего нелепого поведения с Лорой, чьи умоляющие взгляды преследовали его, как уколы совести; уже с порога залы его потянуло назад — просить у нее прощения. Но он вспомнил, что с ней этот злосчастный Пинсент. Каяться при нем — нет, это невозможно. И он решил для начала хотя бы помириться с французом.
Шевалье Стронг, который поджидал его внизу, у лестницы, подошел к нему, лукаво блестя глазами.
— Я оставил его в кофейне, — сообщил он. — При нем пара пистолетов и свеча. Или, может, вы предпочитаете сразиться на шпагах, в живописном уголке у моря? Мироболан фехтует как бог. На июльских баррикадах он один пронзил четырех гвардейцев.
— Черт! Не могу я драться с поваром! — рассердился Пен.
— Он кавалер Июльского ордена, — возразил Стронг. — У него на родине ему отдают честь.
— И вы, капитан Стронг, предлагаете мне дуэль со слугой? — вскричал Пен вне себя от ярости. — Его-то я просто сдам полицейскому, а… а…
— А меня пригласите к барьеру? — расхохотался капитан. — Благодарю за честь. Да я пошутил! Не ссоры я ищу, а только мира. Я тут все возился с Мироболаном. Убеждал его, что вы употребили слово "повар" не в обидном смысле, что должностное лицо в доме — так я выразился — не может ходить под руку с хозяйской дочерью, это-де противно обычаям Англии. — И тут он поведал Пену великую тайну, которую знал от мадам Фрибсби, — о безумной страсти, снедавшей беднягу-француза.
Слушая эту печальную повесть, Артур от души смеялся, и гнев его как рукой сняло. Ведь он сам весь вечер ревновал к Пинсенту и искал повода, чтобы поссориться с ним. А как он в свое время терзался от ревности к Дубсу! Человеку, одержимому такой страстью, он готов был простить что угодно; и, войдя в кофейню, где сидел Мироболан, он протянул ему руку и произнес по-французски небольшую речь, в которой сказал, что он sincerement fache d'avoir use une expression qui avait pu blesser monsieur Mirobolant, et qu'il donnait sa parole comme un gentilhomme qu'il ne l'avait jamais, jamais… intende [58]
.Последнее слово Пен выдумал сам, по сходству с английским, и остался вполне удовлетворен тем, как свободно и правильно он изъясняется на французском языке.
— Браво, браво! — крикнул Стронг, очень довольный, Пеном, чья речь к тому же немало его позабавила. — И шевалье Мироболан, разумеется, берет назад свои слова и сожалеет, что употребил их?
— Мосье Пенденнис сам опровергнул мои слова, — произнес Альсид с изысканной учтивостью. — Он доказал, что он un galant homme [59]
.На том они пожали друг другу руки и расстались; и Артур, послав Лоре записку, вверил себя Стронгу и Крепышу.
Дорогой капитан хвалил поведение Пена, а также его французский язык:
— Вы молодец, Пенденнис, а по-французски говорите, как Шатобриан, ей-богу.
— Я к этому привык еще смолоду, — сказал Пен; и у Стронга хватило такта не смеяться целых пять минут, после чего он разразился судорожным хохотом, причины которого Пенденнис, кажется, не понял до сего дня.