— О Бланш Амори, Артур Пенденнис! — гордо отвечала Лора. — Всего два месяца тому назад ты вздыхал у ее ног… писал ей стихи… оставлял их в дупле на берегу. Я все знала. Я видела… она сама мне показывала. Может, для вас обоих это была только шутка; но затевать новый роман слишком рано! Пережди хотя бы время своего… своего вдовства и не думай о женитьбе, пока не снял траура. (Тут глаза девушки наполнились слезами, и она смахнула их рукой). Мне больно, я сержусь, и это нехорошо, так что прости теперь ты меня, милый. Ты имел полное право полюбить Бланш. Она в тысячу раз красивее и интереснее, чем… чем все другие здешние девушки; а что у ней нет сердца — этого ты не мог знать, а значит, правильно поступил и расставшись с ней. Мне не следовало попрекать тебя ею, ведь она тебя обманула. Прости меня, Пен!
— Мы оба ревновали, — сказал Пен. — Давай же оба простим! — Он схватил ее за руку и хотел привлечь к себе: решив, что она смягчилась, он уже торжествовал победу.
Но она отпрянула от него, слезы ее высохли, и взгляд был так печален и строг, что молодой человек тоже невольно попятился.
— Пойми меня правильно, Артур, — сказала она. — Этому не бывать. Ты сам не понимаешь, о чем просишь, и не сердись, если я скажу, что, по-моему, ты этого не заслужил. Что ты предлагаешь женщине за ее любовь, почитание, покорность? Если я когда-нибудь произнесу этот обет, милый Пен, то, надеюсь, произнесу его от чистого сердца и с помощью божией сдержу. А ты… что тебя связывает? Многое из того, что для нас, бедных женщин, священно, для тебя пустой звук. Мне не хочется ни думать, ни спрашивать о том, как далеко ты зашел в своем неверии. Ты готов жениться, чтобы сделать угодное маменьке, и сам признаешься, что твое сердце мертво. Так что же ты мне предлагаешь? Какую безрассудную сделку? Месяц назад ты готов был отдать себя другой. Прошу тебя, не играй так опрометчиво сердцами, своим и чужими. Уезжай, поработай; уезжай и постарайся исправиться; ведь я вижу твои недостатки и теперь смею о них говорить; уезжай и достигни славы, раз ты считаешь, что это в твоих силах, а я буду молиться за моего брата и беречь нашу бесценную маменьку.
— И это твое последнее слово, Лора?
— Да, — отвечала она, склонив голову; и, еще, раз коснувшись его руки, ушла. Он видел, как она поднялась на увитое плющом крылечко и скрылась в доме. В ту же минуту занавески в спальне матери сомкнулись, но этого он не заметил — он и не подозревал, что Элен все время наблюдала за ними.
Какие чувства волновали его — радость, гнев? Он объяснился, и при мысли, что он по-прежнему свободен, сердце его втайне ликовало. Лора отказала ему, но разве она его не любит? Она не скрыла своей ревности; значит, сердце ее отдано ему, что бы ни говорили ее губы.
А теперь нам, возможно, следовало бы описать другую сцену — ту, что разыгралась между вдовой и Лорой, когда девушке пришлось рассказать Элен, что она отказала Артуру Пенденнису. Пожалуй, для Лоры то был самый трудный в ее жизни разговор, и самый мучительный. Но тяжело видеть, как несправедлива бывает хорошая женщина, а потому мы умолчим и о ссоре между Элен и ее приемной дочерью, и о горьких слезах, пролитых бедною девушкой. Это была их первая ссора, и оттого особенно болезненная. Она не кончилась и к отъезду Пена: Элен, которая могла простить почти все, не могла простить Лоре ее справедливое решение.
Глава XXVIII
Вавилон