История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 1)

— Очень красивая, — сказала Офелия. — Пентвизл — некрасивая фамилия. Помните, папаша, когда мы ездили по Норичу, был Пентвизл, он играл вторых стариков, а женился на коломбине, мисс Рэнси; они теперь оба в Лондоне, в театре Королевы, получают пять фунтов в неделю. Пентвизл была не настоящая его фамилия. Это его так Джадкин прозвал, не знаю почему. А по настоящему его звали Харингтон; ах, нет, Поте; отец — священник, очень почтенный. Харингтон был в Лондоне и залез в долги. Помните, он играя Фокленда, а Джулия была мисс Ванс.

— Ну уж и Джулия, — сказал капитан. — Пятьдесят лет, мать десятерых детей. Это тебе следовало играть Джулию, не будь я Джек Костиган.

— Я тогда еще не была на первых ролях, — скромно заметила мисс Фодерингэй, — я и вовсе не умела играть, пока меня Бауз не выучил.

— Истинная правда, моя милая, — сказал капитан и добавил, нагнувшись к уху Пенденниса: — Будучи стеснен в средствах, сэр, я некоторое время обучал молодых людей фехтованию в Дублине (было время, когда только три человека во всей империи могли достать меня рапирой, но теперь Джек Костиган стареет, сер, и годы не те, и гибкость не та), а моя дочь имела ангажемент в тамошнем театре; — и там-то мой друг мистер Бауз стал давать ей уроки и сделал из нее то, что вы видите, сэр. А чем ты занималась, Эмили, когда Бауз ушел?

— Сготовила пирог, — отвечала Эмили без тени жеманства.

— Если не откажетесь отведать его в четыре часа, сэр, будем очень рады, — сказал капитан учтиво. — Эта девочка готовит такие пироги с телятиной и ветчиной, каких во всей Англии не сыщешь, и думаю, что смогу вам предложить стакан пунша по вкусу.

Пен обещал в шесть часов быть домой к обеду, но теперь этот плут решил, что можно сочетать удовольствие с долгом, и поспешно принял приглашение. С удивлением и восторгом он наблюдал, как Офелия занимается приготовлениями к обеду. Она постелила и разгладила рукой скатерку, расставила стаканы, и все это с такой спокойной грацией и веселостью, что Пен все более и более подпадал под ее чары. В положенное время пирог прибыл из пекарни в руках одного из братишек маленького певчего, и ровно в четыре часа Пен уже обедал — да, обедал с прекраснейшей из женщин, с первой и единственной своей любовью, которую он обожал с тех пор как… с каких пор? Со вчерашнего дня, с первых дней творенья. Он съел корочку, изготовленную ее руками, налил ей стакан пива, видел, как она выпила бокал-всего один бокал — пунша из кувшина, который подала отцу. По доброте своей она и Пенденнису предложила бокал. Пунш был поразительно крепкий; Пен в жизни своей еще не пил столько спиртного. Но пунш ли опьянил его или та, что этот пунш приготовила?

Он пробовал завести с ней разговор о поэзии и о театре. Спросил, как она смотрит на безумие Офелии и влюблена она в Гамлета или нет. "Влюблена в такого пакостного уродца, как этот недоросток Бингли?" Она вся кипела от негодования. Пен объяснил, что имел в виду не ее, а Офелию. Ах, вот оно что; ну, раз он не хотел ее обидеть, значит, и обижаться не на что; а что до Бингли, так грош ему цена, вот как она считает. Пен спросил, что она думает о Коцебу. "Коцебу? Это кто?" Автор той пьесы, в которой она так бесподобно играла госпожу Халлер. Скажите, а она и не знала. Там в начале книжки стоит фамилия Томпсон. Пен посмеялся ее восхитительному простодушию. Он рассказал ей о печальной судьбе драматурга, о его гибели от руки Занда. Мисс Костиган только теперь узнала о существовании мистера Коцебу, но слушала с таким видом, будто ей очень интересно, а Пену большего и не требовалось.

Под этот разговор час с четвертью — время, которое бедный Пен мог уделить своим новым друзьям, — пролетел слишком быстро; и вот он уже распростился, и ушел, и мчится во весь опор домой верхом на Ребекке. В тот день ей поистине представился случай показать, на что она способна!

— О чем это он толковал? — обратилась Эмили к отцу. — Безумие Гамлета, и какая теория на этот счет у великого немецкого критика?

— Право не знаю, Милли, — ответствовал капитан. — Спросим Бауза.

— А он славный мальчик, предупредительный, красивенький, — сказала Эмили. — Сколько он взял билетов?

— Шесть, и дал мне две гинеи. Не такие уж они, видно, богачи, эти молоденькие.

— Он очень ученый, — продолжала мисс Фодерингэй. — Коцебу! Ну и фамилия, умора! И погиб, бедняжка, от какого-то рукизанда. Слышал ты что-нибудь подобное? Непременно спрошу у Бауза.

— Да, странная смерть, — изрек капитан и тут же переменил щекотливую тему: — Кобыла у молодого человека знатная, а каким завтраком нас угостил мистер Фокер — просто чудо.

— Этот купит две ложи и еще двадцать билетов, не меньше! — вскричала дочка — осмотрительная девица, никогда не забывавшая о своей выгоде.

— Купит, купит, — поддакнул папаша, и в таком духе они еще побеседовали, пока пунш не иссяк; а там уже скоро пора было идти: в половине седьмого мисс Фодерингэй полагалось быть в театре; отец неизменно провожал ее туда, следил за ней, как мы видели, из-за боковой кулисы и попивал виски с водой с теми из актеров, что не были заняты на сцене.