Читаем История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 1) полностью

— Рад, что он вам по вкусу, мистер Уэг, — отозвался издатель. Разрешите с вами чокнуться. А вино из запасов олдермена Беннинга, и досталось мне недешево, могу вас уверить. Мистер Пенденнис, присоединяйтесь! Ваше здоровье, джентльмены.

— И не стыдно старику врать, вино-то из трактира, — сказал Уэг. — Такой херес нужно пить вдвоем, для одного он слишком крепок. Эх, мне бы сюда винца от старого Стайна: мы с вашим дядюшкой, Пенденнис, распили у него не одну бутылку. Он даже посылает свое вино в дома, куда ездит обедать. Помню, у Родона Кроули, брата сэра Питера Кроули… он потом был губернатором острова Ковентри… повар Стайна являлся туда с утра, а к обеду дворецкий доставлял из Гонт-Хауса шампанское, прямо в ведерках со льдом.

— Как вкусно! — говорил между тем хозяйке добродушный Шшдзной. — Вы, верно, держите у себя в кухне cordon bleu? [64]

— О да, — отвечала миссис Бангэй, решив, что он имеет в виду цепочку от вертела.

— Я имею в виду французского повара, — пояснил вежливый гость.

— О да, ваша милость, — снова отвечала дама.

— Обед заказан у Григса, в переулке Святого Павла, — шепнул Уэг Пену. И обед Бэкона тоже. Бангэй посулил дать по полкроны с головы дороже — и Бэкон тоже. Они бы рады один другому отравить мороженое, если бы могли до него добраться; а уж эти "готовые блюда" — и без того отрава… Дорогая миссис Бангэй, этот… гм… этот бримборьон а-ля Севинье просто восхитителен, — сказал он громко, накладывая себе какого-то блюда, которое поднес ему гробовщик.

— Очень рада, что вам нравится, — отозвалась миссис Бангэй, краснея: она не знала, так ли называется блюдо, но смутно чувствовала, что над ней издеваются. И она ненавидела Уэга с чисто женским пылом и уж заставила бы мистера Бангэя отстранить его от руководства журналом, если бы только имя его не было так известно и не ценилось так высоко в издательском мире.

Соседкой Уорингтона за столом была миссис Шендон: в простом черном платье с поблекшим кружевом она сидела между ним и здоровяком-издателем. Ее печальная улыбка тронула не слишком-то чувствительное сердце Уорингтона. Никто ею не интересовался: она сидела и смотрела на мужа, а тот и сам, казалось, робел кое-кого из гостей. И Уэгу и Уэнхему его обстоятельства были известны. С первым из них он работал и неизмеримо превосходил его умом, талантом и знаниями; но звезда Уэга ярко сияла в свете, а бедного Шендона никто не знал. Сейчас, когда грубый, удачливый Уэг шумел и смеялся, Шендон молчал и только пил вино — столько, сколько давали. Он был под надзором: Бангэй предупредил гробовщика, чтобы тот подливал капитану понемногу и не слишком часто. Печальная предосторожность, тем печальнее потому, что она была необходима. И миссис Шендон с тревогой поглядывала на мужа через стол, опасаясь, как бы он не выпил лишнего.

Уэг, смущенный неудачей своих первых шуток, — как всякий наглец, он легко терял почву под ногами, — до конца обеда разговаривал почти исключительно с Пеном и, конечно, все больше язвил на счет присутствующих.

— У Бангэя сегодня смотр всем частям, — говорил он. — Мы все здесь бангэйцы… Вы роман Попджоя читали?.. Ведь это была повесть для журнала, ее написал бедняга Баззард, еще давно, потом о ней забыли, а потом мистер Троттер (Троттер — это вон тот, в высоких воротничках) извлек ее на свет божий и решил, что ее можно приспособить к недавнему светскому скандалу; Боб дописал несколько глав, а Попджой разрешил поставить свое имя, может быть, даже сам сочинил десяток страниц, и так родился роман "С горя, или Герцогиня-беглянка". Обожаю беседовать с Попджоем о его книге — потеха, да и только, ведь он ее даже не читал… Эй, Попджой, до чего же хороша у вас та сцена в третьем томе, где переодетый кардинал, когда епископ Лондонский обратил его в протестантство, делает предложение дочери герцогини…

— Очень рад, что вам нравится, — отвечал Попджой. — Я и сам люблю это место.

— А его во всей книге не найти, — шепнул Уэг Пену. — Я это только что выдумал. А, ей-ей, недурной сюжет для романа о Высокой церкви…

— Помню, однажды мы с беднягой Байроном, Хобхаусом и Трелони обедали у кардинала Меццокальдо в Риме, — начал капитан Самф, — и к обеду подавали орвьетское вино, которое Байрон очень любил. И кардинал все жалел, что он не женат. А через два дня мы приехали в Чивита-Веккия, где стояла яхта Байрона… а через три недели кардинал умер, честное слово, и Байрон очень грустил, потому что кардинал ему нравился.

— Удивительно интересная история, Самф, — сказал Уэг.

— Вы бы опубликовали свои воспоминания, капитан Самф, — нарушил молчание Шендон. — Для нашего друга Бангэя такая книга была бы просто клад.

— А что бы вам, Шендон, попросить их у Самфа для вашей новой газеты… как бишь ее, — в восторге заорал Уэг.

— А что бы вам попросить их для вашего старого журнала… как его там? — отпарировал Шендон.

— Разве будет новая газета? — спросил Уэнхем, который отлично это знал, но стыдился своей причастности к прессе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века