История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 1)

Энергия в нем била ключом, все ему было интересно, он упивался этой пестрой сменой лиц и, легко приспосабливаясь к любой обстановке, везде был желанным гостем или хотя бы не чувствовал себя лишним. Так, утром он мог позавтракать у Пловера в обществе пэра, епископа, парламентского оратора, двух ученых женщин, модного проповедника, автора нового романа и какого-нибудь льва, только что вывезенного из Египта или из Америки; а покинув это сборище избранных, спешил в редакцию газеты, где его ждали перья, чернила и еще не просохшие гранки. Тут он узнавал от Финьюкейна последние новости с Патерностер-роу; сюда являлся Шендон и, кивнув Пену, садился за другой конец стола писать передовую статью, а мальчик-посыльный, едва завидев его, молча ставил перед ним пинту хереса; или в приемной раздавался зычный рев мистера Блодьера: свирепый критик, невзирая на робкие протесты управляющего мистера Букаша, сгребал с прилавка кучу книг, чтобы, просмотрев их, продать все тому же лоточнику, а затем, выпив и закусив на выручку с этой сделки, потребовать чернил и бумаги и стереть в порошок того, кто написал книгу и накормил его обедом. К концу дня мистер Пен, забрав по дороге Уорингтона, пешком направлялся в свой клуб. Прочистив ходьбою легкие и нагуляв аппетит, он обедал, после чего проводил время в какой-нибудь приятной гостиной, куда был вхож, а не то к его услугам был весь город с его развлечениями. Опера; таверна "Орел"; бал в Мэйфэре; тихий вечер с сигарой и книгой и долгая беседа с Уорингтоном; замечательная новая песня в Черной Кухне — каких только мест и людей не перевидал Пен в эту пору своей жизни! И как хорошо ему жилось — это он, верно, понял лишь много времени спустя, когда балы уже не прельщали его, и фарсы не смешили, и трактирные шутки не вызывали улыбки, и после обеда он уже не вставал с кресла даже ради того, чтобы пригласить на тур вальса самую прелестную из дам. Ныне он человек в годах, и все эти радости для него в прошлом, да и времена изменились. Как будто и не так это было давно, а время ушло, и ушли почти все, кто был тогда с ним рядом. Блодьер никогда уже не будет изничтожать писателей и обсчитывать трактирных слуг. Шендон — неразумный мудрец, острослов и расточитель — спит вечным сном. На днях хоронили Дулана: не будет он больше льстить и подлизываться, плести небылицы и тянуть виски.

Лондонский сезон был в полном разгаре, и светская хроника пестрила сообщениями о великолепных обедах, раутах и балах, коими развлекало себя высшее общество. Наша милостивая королева давала утренние и вечерние приемы в Сент-Джеймском дворце; в оконных нишах клубов плотными кучками собирались почтенные краснолицые джентльмены с газетами в руках; вдоль Серпентайна степенно проезжали тысячи колясок; целые эскадроны нарядных всадников скакали по Роттен-роу. Словом, весь свет был в Лондоне, и майор Артур Пенденнис, не последний человек в свете, тоже, разумеется, украшал столицу своим присутствием.

Однажды утром сей достойный муж, с головой, повязанной желтым шелковым платком, и в ярком турецком халате, накинутом на тощую фигуру, сидел у своего камина, опустив ноги в горячую ванну, вкушая первую чашку кофе и просматривая "Морнинг пост". Без двухчасового туалета, без этой ранней чашки кофе и без "Морнинг пост" он был бы просто не в состоянии прожить новый день. Никто, кроме Моргана, даже сам его барин, вероятно, не знал, как одряхлел майор за последнее время и как он нуждался в непрестанном и заботливом уходе.