Старший Пенденнис проводил наших друзей только до Дувра и посадил их на корабль, препоручив заботам Уорингтона. Сам он был связан обещанием погостить у некоего вельможи, своего близкого друга, после чего собирался встретиться с невесткой на немецком курорте, который они выбрали для житья. Майор считал, что уделил достаточно внимания болящим родичам и теперь вправе немного отдохнуть; правда, лучших куропаток уже перебили, но фазанов еще можно было пострелять, и высокородный владелец еще проживал в Стилбруке, так что майор отбыл в этот гостеприимный дом и провел там время с превеликим удовольствием и комфортом. Среди гостей был один герцог королевской крови, несколько знатных иностранцев, несколько видных государственных деятелей и несколько просто приятных людей; и у старого Пенденниса сердце радовалось, когда, раскрывая "Морнинг пост", он видел свое имя в перечне именитых особ, гостящих у маркиза Стайна в поместье Стилбрук. А сам майор был весьма полезным человеком в любом загородном доме. На охоте или в курительной комнате он забавлял молодых гостей изящными анекдотами и гривуазными сплетнями, и они смеялись над пим и вместе с ним. По утрам он угодливо любезничал с дамами в отведенных им покоях. Он водил вновь прибывших по парку и по цветникам, объяснял, как распланировано поместье и с какого места открывается особенно красивый вид на дом, или на озеро; показывал, где будут сводить лес и где проходила старая дорога до того, как построили новый мост и сровняли бугор; и поляну в лесу, где старый лорд Линкс застал сэра Фелима О'Нийла на коленях перед миледи, и так далее и тому подобное. Он звал по именам сторожей и садовников; ему было известно, сколько слуг обедает у экономки, а сколько в людской; он умел поговорить со всеми обо всех и о каждом в меру позлословить. Словом, ему цены не было, так что отдых, которым он наслаждался после своих трудов, был им честно заработан. И, заслуженно наслаждаясь жизнью среди своих знатных друзей, майор, возможно, не жалел о том, что передал руководство семейной экспедицией Уорингтону, тем самым обрекая его и на дальнейшее служение обеим дамам — на рабский труд, который Уорингтон был счастлив взвалить на себя ради своего друга и ради общества той, кого видеть было ему день ото дня все большей отрадой. Уорингтон хорошо знал немецкий язык и предложил давать уроки мисс Лоре; она с радостью на это согласилась, не то что Пен, которому после болезни было трудно, а может, и просто лень возобновить занятия немецким. Уорингтон заменял и гида и переводчика; Уорингтон следил за погрузкой и выгрузкой багажа на пристанях и в гостиницах, платил по счетам и строил свой маленький отряд в походный порядок. Уорингтон узнавал, где находится английская церковь, и если миссис Пенденнис и Лора выражали желание ее посетить, чинно следовал туда вместе с ними. Уорингтон шагал рядом с осликом, на котором миссис Пенденнис совершала по вечерам прогулки; нанимал для нее экипаж; покупал ей "Галиньяни"; находил для нее самую удобную скамейку под липами, когда приезжая публика разгуливала после обеда на променаде, пока в курзале того городка, где поселились наши утомленные путешествием друзья, так мелодично играл оркестр. Немало усатых пруссаков и франтоватых французов, приехавших сюда ради "trente-et-quarante" [32]
, поглядывало на свеженькую английскую мисс, верную спутницу бледной вдовы, и подумывало о том, как приятно было бы пройтись с ней в вальсе или в галопе. Но Лора появилась на танцах всего раз или два, когда ее соизволил сводить туда Пен, а что до Уоринггона, то этот увалень не побывал в руках у учителя танцев и не умел вальсировать, — впрочем, с такой дамой, как Лора, он был бы не прочь поучиться… с такой-то дамой!.. О господи, и на что ему, закоренелому холостяку, сдались дамы и вальсы? И о чем он думает, что ходит тут на задних лапках, что впивает этот сладкий яд, не сулящий ему в будущем ничего, кроме тоски, одиночества и поздних сожалений. И все-таки он не уезжал. Глядя, как неустанно он заботится о вдове, впору было подумать, что он ее сын или что он авантюрист, задумавший жениться на ее деньгах, или, на худой конец, выманить у нее какое-нибудь сокровище, — а так оно, по всей вероятности, и было, ибо, как уже мог заметить читатель, наша повесть — это Повесть об Эгоизме, и почти каждый, кто в ней выведен, соответственно своей натуре, будь то менее или более благородной, чем у Джорджа, и, как нам кажется, в соответствии с общепринятым обычаем, занят Самим Собой. И вот Уорингтон эгоистически ублажал Элен, которая эгоистически ублажала Пена, который эгоистически ублажал себя, поскольку в эту пору ему не о ком и не о чем больше было думать, исключая, правда, здоровье матери, не на шутку его беспокоившее; но с ней, даже оставаясь вдвоем, они разговаривали мало, и отчуждение между ними не уменьшалось.