Ссора между островом Самос, на котором все еще существовала авторитарная власть, и демократическим Милетом привела к поражению последнего. Милет воззвал к Афинам, и Перикл в конце 441 г. до н. э. провел военную операцию и переустроил остров, установив на нем демократию. Свергнутые олигархи в свою очередь обратились к Писсутнесу, сыну Гистаспа, сатрапа Сардов; с помощью семисот наемников, которых он позволил им нанять, остров был отбит, а афинский гарнизон передан сатрапу. Однако Перикл вернул себе Самос весной 439 г. до н. э., когда обещанная финикийцами морская помощь так и не пришла. Мир был открыто нарушен, и к концу 440 г. до н. э. Персия отвоевала себе Гаргару, Сцепсис, Себрен, Западную Зелею и Астак. Затем были захвачены все внутренние области Карии, а также такая часть побережья, что в списке данников из 440 наименований два года спустя вместо сорока девяти городов стало на двенадцать меньше, а Карийская область была объединена с Ионийской.
Перикл сделал попытку реабилитировать себя на Черном море. Амис был колонизирован как второй Пирей. Тиран Тимесилей был изгнан из Синопа, который также стал колонией (438 до н. э.). Гарнизон был размещен в Астаке, чтобы защищать греков от Дедалса, первого известного нам полунезависимого царя Вифинии (435 до н. э.).
Мегабиз
В интересной и иногда полной опасностей жизни Мегабиза произошел поворот, когда на охоте он спас Артаксеркса от напавшего на него льва. Далекий от выражения благодарности, царь помнил лишь о том, что ни один его подданный под угрозой смерти не может убить животное раньше своего господина. Был отдан приказ обезглавить нарушителя этого закона, но женщины снова пришли к нему на помощь, и приговор был заменен на ссылку в Кирту на побережье Персидского залива. Артоксар был изгнан в Армению за то, что осмелился защищать Мегабиза; Зопир последовал примеру своего отца и поднял восстание против царя. В 441 г. до н. э. Зопир посетил Афины, где, вероятно, и встретился с Геродотом, которому мог рассказать некоторые персидские легенды и передать официальные документы, которыми историк украсил страницы своего произведения. Его хорошо приняли в Афинах в память об усилиях его отца по спасению афинян, взятых в плен при капитуляции Египта. При поддержке афинской армии — хотя это означало открытые военные действия — Зопир напал на Кавн (город в Карии, в настоящее время его руины сохранились в Анталии. —
Пять лет уединения в ужасающе жарком городе Кирте оказались для Мегабиза слишком большим сроком. Притворившись, что заразился страшной болезнью — проказой, он беспрепятственно отправился в Сузы к своей жене. В последний раз царские жены вступились за него. В последний раз Артаксеркс простил его и вернул его ко двору, и Мегабиз снова стал принимать участие в царских трапезах. Трагикомедия кончилась, когда Мегабиз умер в возрасте семидесяти шести лет, о чем искренне сожалел его владыка. Амитис дожила до того момента, когда стала возлюбленной греческого врача Аполлонидеса. Терзаясь угрызениями совести, она призналась в своем грехе матери. Возмущенная Аместрис сообщила своему царственному сыну о том, что его сестра осквернила царскую кровь. Артаксеркс предоставил Аместрис наказать преступника, и она продержала Аполлонидеса два месяца в цепях, а затем приказала похоронить его заживо. Амитис умерла в тот же день.
Кризис в Иудее
На протяжении двенадцати лет Неемия оставался правителем Иудеи, будучи, очевидно, забытым царем. Перелом наступил в 433 г. до н. э. Чрезмерное налогообложение привело в Иудее к таким же тяжелым последствиям, которые мы уже наблюдали в Вавилонии. Вопль отчаяния этих евреев и их жен мог бы быть воплем всех народов Персидской империи.
Городские жители кричали: «Нас, наших сыновей и дочерей много; дайте нам зерна, чтобы мы могли питаться и жить!» Крестьяне заявляли: «Мы отдаем в залог наши поля, виноградники и дома, чтобы получить зерно, по причине голода!» Землевладельцы, которые, предположительно, были более богатыми представителями населения, на самом деле находились в худшем положении: «Мы взяли в долг серебро, чтобы заплатить царю дань деньгами; наша плоть такая же, как плоть наших братьев; наши дети как их дети, и все же мы должны делать