Император теперь был обязан планировать экспедицию, чтобы отомстить за позорное бедствие. Следующим февралем двое христиан, которые бежали из Болгарии, рассказали ему, что Крум готовился к нападению на Фракию. Михаил поспешно собрал войска со всей империи; в мае он выступил с огромной армией, в основном азиатской по своему составу. Императрица Прокопия проводила армию с ободряющими призывами с акведука рядом с Ираклией. Но добрые пожелания императрицы принесли мало пользы. В течение месяца Михаил болтался без дела во Фракии, даже не пытаясь восстановить и отремонтировать крепость Месемврию, в то время как азиатские войска приходили в волнение. Ранним июнем Крум пересек границу, и две армии сошлись лицом к лицу у Версиникия. В этом местечке Кардам в свое время прятался в лесах от Константина VI; но Крум был самоуверен и приготовился для жестокого сражения. В течение пятнадцати жарких летних дней каждая армия ожидала, когда двинется другая; наконец генерал, ответственный за фракийские и македонские войска на левом крыле императорской армии, Иоанн Аплакис, просил дозволить ему атаковать. Императорская армия превосходила числом булгарскую десять к одному; и императорские войска могли победоносно сражаться с варварами, когда доходило до открытого столкновения.
Михаил дал свое разрешение, и 22 июня Иоанн Аплакис начал сражение. Булгары отступили в смущении перед его атакой, но тогда он внезапно обнаружил, что сражался один: остальная армия бежала в необъяснимой панике во главе с анатолийскими войсками на правом фланге. Крум, насколько нам известно, был слишком изумлен и подозрителен, чтобы преследовать тотчас же; но он вскоре обнаружил, что бегство императорских войск было подлинным. После уничтожения храбрых из состава дезертировавших войск Аплакиса, он последовал за беглецами, которые бежали весь путь вплоть до самой столицы. Это была удивительная битва: единственным объяснением ее исхода может служить предательство в императорских войсках — в анатолийских подразделениях. Военачальником анатолийских отрядов был Лев Армянин, и именно он выиграл больше всех в результате сражения: Михаил отказался от короны, и она перешла ко Льву. В результате этих обстоятельств именно Льва подозревали в предательстве, хотя это нельзя доказать с определенностью — он разыграл свою карту слишком ловко. Но Крум был также посвящен в заговор. Он предпринял рискованный шаг, вступив в жестокую битву против превосходящих сил противника на открытой территории — риск, который не предпринимал никто из булгар ни до, ни после него; невероятно, что в такой уникальной ситуации Крум мог быть столь опрометчив и глуп — и готов поставить себя в положение, когда только чудо могло спасти его, если бы он не был уверен, что оно непременно произойдет. И скорее всего по договоренности, а не случайно, он не стал сразу преследовать беглецов[114]
.Победа могла стать предметом договоренности; но Крум не терзался угрызениями совести, следуя своему плану. Фракия была лишена войск, и успех оказался легко достижим. Оставив своего брата осаждать Адрианополь, он продвинулся вперед со своей армией, нацеливаясь ни на что иное, как на саму императорскую столицу. 17 июля его армия прибыла к стенам города.
Мощные защитные сооружения обескуражили его; вместо того чтобы приказать начинать штурм, он прибег к зрелищным демонстрациям своей силы. Любопытные и испуганные жители со стен могли наблюдать, как люди и животные приносились в жертву на языческих алтарях, они могли видеть верховного хана, омывающего ноги в волнах моря и церемониально окроплявшего своих солдат или шествующего торжественно через ряды поклоняющихся ему наложниц, сопровождаемый хриплым одобрением своих орд. Доставив себе удовольствие варварскими пышными зрелищами, он послал своих людей к императору, требуя, чтобы ему позволили прикрепить свое копье на Золотых Воротах в знак его триумфа. Император, амбициозный изменник Лев Армянин, отказал в оскорбительном требовании, поэтому Крум приготовился действовать более практично. Укрепив свой лагерь валом, он приступил к грабежам окружающих земель в течение нескольких дней. Затем он послал снова к императору, предлагая мир, возможно, на основе знаменитого мира Тервеля, но настаивая особо на большой дани золотом и платьем и юными девами для себя. Тогда Лев увидел возможность решения всех своих проблем.