История Первой мировой войны

В 11 часов утра 28 июля Австрия передала Сербии по телеграфу объявление войны. В тот же день Берхтольд отклонил предложение Сазонова о прямых переговорах, объяснив, что война уже объявлена. По горькой иронии, Австрия торопилась именно потому, что ощущала свою слабость. С военной точки зрения следовало всячески оттягивать объявление войны, так как армия не могла быть готова к выступлению ранее 12 августа. Но сообщения Германии побуждали Австрию торопиться; Берхтольд и Конрад боялись в случае промедления потерять поддержку Германии — и вообще лишиться возможности объявить войну. Берхтольд цинично подытожил сложившуюся обстановку в докладе императору 27 июля:

«Я полагаю, что новая попытка держав Антанты добиться мирного разрешения конфликта возможна лишь до того времени, пока объявлением войны не будет создана иная обстановка».

Чтобы получить подпись императора на акте об объявлении войны, он приглушил все его сомнения, в качестве оправдания включив в акт заявление, что Сербия первая напала на австрийские войска. Достигнув желаемой цели и получив на бумаге подпись императора, он просто-напросто вычеркнул из текста фразу, относящуюся к воображаемому нападению сербов.

Теперь уже в пропасть летели, очертя голову, на всех парах, влекомые «военной необходимостью»…

Генеральные штабы Европы, строя свою громадную и громоздкую машину, позабыли о первом и основном принципе военного искусства — гибкости. Как при мобилизации, так и во время операций континентальные армии были почти неуправляемы. События вскоре показали, что армии эти могли быть сдвинуты с места, но не могли эффективно управляться во время выполняемых ими действий. Этот недостаток — угроза для мира — являлся характерным отличием тогдашних армий от современных массовых или небольших профессиональных армий прошлых времен.

Единственной мыслью генералов в эти критические дни было желание пустить в ход свои военные машины. Стремление к войне и боязнь быть поставленным в неловкое положение взаимно подстегивали друг друга.

В Германии, в России и даже в Австрии все стремления государственных деятелей мирно разрешить конфликт разбивались о противодействие генералов, желавших войны и предсказывавших всевозможные ужасы в случае пренебрежения их техническими советами. В Австрии генералы даже разделили с Берхтольдом тяжелую ответственность стать инициаторами войны.

На второе место вышли русские генералы. Россия тоже была страной военных посредственностей. Там известие об объявлении войны Австрией вызвало решительную перемену. До тех пор Сазонов держал генералов в руках, теперь и он начинает поддаваться неизбежному, соглашаясь на проведение частичной мобилизации войск — но только на австрийском фронте. Генеральный штаб возражает, что «по техническим причинам» это невозможно, и настаивает, что лишь объявлением общей мобилизации можно избежать ломки всей военной машины России.

Не желая сдаться на эти доводы, но и не пытаясь разбить их, Сазонов идет на компромисс. На подпись царю подготовлены два указа[24]: один — для частичной, другой — для полной мобилизации. Выбор предоставляется царю — министры ни на чем определенном не остановились.

Генеральный штаб решительно стоит за второй указ.

Наутро начальнику мобилизационного отдела штаба вручают приказ об общей мобилизации, уже подписанный царем, и начинается обход министров для получения их подписей, чтобы приказ мог вступить в силу. Одного из министров не удается найти до вечера. За это время германский посол около 6 часов вечера посещает Сазонова и передает ему ноту Бетмана-Гольвега, в которой написано: «Если Россия продолжит подготовку к мобилизации, то Германия объявит мобилизацию, а мобилизация означает войну». Нота передана с заверениями, что это «не угроза, а дружеский совет». Сазонову нота кажется скорее угрозой, запрещающей, по всей видимости, даже частичную мобилизацию против Австрии. Противодействие Сазонова настойчивому давлению русского Генерального штаба слабеет. После совещания со своим начальником Янушкевичем он соглашается на всеобщую мобилизацию и получает на это одобрение царя.

Перейдем теперь к Берлину. Там чувствовалось то же нервное напряжение и фактически происходила та же борьба воль. Кайзер и его политические советники были серьезно встревожены тем, что поступок Австрии представит виноватой стороной и Германию, а это будет стоить ей поддержки Италии, одновременно восстанавливая против нее Британию. Поэтому требование Генерального штаба о немедленной мобилизации отклоняется, и поздно вечером Бетман-Гольвег встречается с британским послом.