История Первой мировой войны

Прилив отхлынул. Возможность использовать обстановку была замечена не Жоффром, отдавшим приказ о продолжении отступления, а военным губернатором Парижа, где собиралась заслоном вновь формируемая 6-я армия. 3 сентября Галлиени, разгадав значение захождения Клука внутрь, отдал распоряжение 6-й армии (Монури), чтобы она подготовилась для удара по обнажившемуся правому флангу германцев. На другой день Галлиени с трудом добился на это согласия Жоффра. Раз проникшись убеждением, Жоффр действовал с решимостью. Всему левому флангу было приказано повернуть кругом и подготовиться к общему наступлению, которое было назначено на 6 сентября. Монури был на месте уже 6 сентября, и под его натиском на обнаженный фланг германцев Клук вынужден был оттянуть вначале часть сил, а затем и всю свою армию, чтобы прикрыть и укрепить свой фланг. Таким образом, возник 30-километровый разрыв между армиями Клука и Бюлова. Разрыв этот был прикрыт только кавалерийской завесой.

Клук пошел на такой риск потому, что британцы, находившиеся против него, быстро отступали, повернувшись спиной к этому обнаженному сектору. Даже 5 сентября, когда французы на обоих флангах англичан развернулись и стали наступать, британцы все еще продолжали свое отступление к югу.

Но в этом поспешном отступлении, скорее даже «исчезновении» английских войск неявно таилась причина победы. Когда британцы повернули вспять, донесение о наступлении их колонн в секторе разрыва заставило Бюлова 9 сентября отдать приказ об отступлении своей армии. Временное преимущество, которого 1-я армия Клука (изолированная теперь благодаря своему маневру) добилась против Монури, было тем самым сведено к нулю, и Клук в тот же день отошел. К 11 сентября отступление распространилось — отчасти самостоятельно, отчасти по приказу Мольтке — на все германские армии.

Попытка частичного охвата, осью захождения которого служил Верден, больше не могла иметь успеха; клещи, образованные 6-й и 7-й армиями, просто сломались бы на оборонительных сооружениях французской восточной границы. Атака 6-й армией Гран-Куроннэ, прикрывавшего Нанси, стоила слишком дорого. Трудно понять, как германское командование могло решиться импровизировать и пытаться сделать то, что при хладнокровных расчетах перед войной казалось совершенно бессмысленным и неосуществимым, приведя немцев к единственно возможному решению — наступать через Бельгию.

Таким образом, Марнское сражение было обусловлено несогласованностью действий и трещиной во фронте наступления германцев. Атака Монури по германскому правому флангу вызвала трещину в слабом стыке германского фронта, а просачивание противника в эту трещину в свою очередь надломило волю германского командования.

Результатом произошедшего стало стратегическое, но не тактическое поражение. Германский правый фланг оказался в состоянии сомкнуть ряды и твердо закрепиться на линии реки Эн. Сравнительная слабость фланговой атаки Монури, а отчасти и неумение британцев и французской 5-й армии (теперь под начальством Франшэ д’Эсперэ) быстро пройти сквозь брешь, пока она ничем не была прикрыта, привели к тому, что союзникам не удалось извлечь серьезных выгод из своей победы.

Направление движения войск вело через район, изрезанный реками. Преграды эти становились еще значительнее от недостатка порыва и воодушевления командиров; каждый вежливо оглядывался на соседа и пугливо — на свои фланги. Чувства их очень удачно могут быть переданы ироническим стихом;

Лорд Чатэм, вынув меч из ножен,
Ждет для боя сэра Ричарда Страхана.
Сэр Ричард, всей душой стремясь вперед,
Ждет — кого же? — да лорда Чатэма!..

По-видимому, можно было достигнуть куда более значительных результатов, если приложить больше усилий (как этого требовал Галлиени), чтобы ударить германцам по их отдаленному, а не ближайшему флангу, и для этого направить подкрепления к северо-западу от Парижа. Это мнение подкрепляется и крайней чувствительностью немцев к донесениям о высадках на бельгийском побережье, которые могли угрожать их коммуникациям. Тревога, вызванная этими донесениями, заставила германское командование даже считаться с возможностью отступления своего правого фланга раньше, чем началось Марнское сражение.

Если сравнить моральное действие этих призрачных, несуществовавших сил с материальным эффектом, выразившемся в оставлении части германских сил в Бельгии из-за боязни возможного выхода бельгийцев из Антверпена, то баланс, по всей видимости, сильно склонится в пользу стратегии, которую отстаивал Френч. Придерживаясь этой стратегии, британские войска могли оказать не только косвенное, но и прямое влияние на борьбу, и успех Марнского сражения оказался бы не только стратегическим, но и тактическим.