История Петербурга наизнанку. Заметки на полях городских летописей

Это заключение полностью согласуется со словами академика Крылова о том, что летать на аэроплане постройки Можайского было «невозможно».

И с историческими фактами тоже.

Не было полета, и все тут.

Русская рулетка Неужели Чайковский покончил с собой?

Позволю себе начать эту главу цитатой из Юрия Марковича Нагибина. Маститый писатель в одном из своих сочинений поделился с публикой давней болью: «Во всем огромном мире ведома правда о мученической жизни Чайковского, искупившего этой мукой то, что искупать не нужно, и о страшном исходе. Только соотечественники так стерильно чисты, что просто не могут принять правду о жизни и смерти того, кто ввел российскую свирель в мировой оркестр. Как это жестоко и как больно!»

Жестоко и больно.

Нетрудно понять, какую правду о жизни и смерти Чайковского имеет в виду писатель, и за какую стерильную чистоту упрекает своих соотечественников. Известны две основные версии ухода великого композитора из жизни. Первая и главная – та, что не по сердцу Нагибину – гласит: Петр Ильич Чайковский умер в Петербурге от холеры 25 октября (6 ноября) 1893 года. Это случилось после того, как маэстро выпил стакан некипяченой воды. В Петербурге тогда бушевала холерная эпидемия, и возбудители болезни были обнаружены медиками в невской воде.

Как именно произошла роковая случайность, историкам доподлинно установить не удалось. По воспоминаниям племянника Чайковского Юрия Львовича Давыдова, случилось это вечером 20 октября в известном ресторане Лейнера на Невском проспекте: «Петр Ильич обратился к слуге и попросил принести ему стакан воды. Через несколько минут слуга возвратился и доложил, что переваренной воды нет. Тогда Петр Ильич, с некоторой досадой в голосе, раздраженно сказал: «Так дайте сырой и похолоднее». Все стали его отговаривать пить сырую воду, учитывая холерную эпидемию в городе, но Петр Ильич сказал, что это предрассудки, в которые он не верит. Слуга пошел исполнять его распоряжение».

По другим сведениям, композитор выпил роковой стакан воды уже дома, после возвращения из ресторана. Есть и третья версия, берущая начало в воспоминаниях Модеста Ильича Чайковского: композитор выпил воды за завтраком. Именно в это верила Нина Николаевна Берберова, автор лучшей из биографий Чайковского:

«Мальчики и Модя садятся за завтрак. Он не прочь поесть, но благоразумно воздерживается и грустный сидит за столом, и ему приятно, что его жалеют. Вместо касторки он принял Гунияди – он виновато признается в этом и отпивает несколько глотков воды из графина. Его хватают за руку: вода сырая!

Он рассердился на то, что ему об этом сказали: если бы он этого не знал, его бы не затошнило».

Сообщу в скобках: «Гунияди-Янос» – популярная в старом Петербурге щелочная минеральная вода с ощутимым слабительным эффектом. Чайковский регулярно страдал желудком и подручные средства знал наперечет. Воду эту упоминают Андрей Белый в романе «Петербург» и Саша Черный в одном из своих стихотворений. По утверждению врача Льва Бернардовича Бертенсона, именно «Гунияди-Янос» сыграла роковую роль в болезни композитора: щелочная среда содействует распространению холерных вибрионов.

Три версии названы, последствия известны. Кажется, ни у кого из современников Чайковского не возникло сомнений в том, что композитор скончался от холеры. Болезнь протекала у него в соответствии с классическими ее симптомами; петербургские газеты подробно освещали недуг Петра Ильича, ход его лечения, брали интервью у близких и у лечащих врачей.

Но прошло некоторое время – и в обществе вдруг родился слух, что великий композитор покончил жизнь самоубийством. Принял яд. Потому что опасался громкого скандала из-за своих гомосексуальных увлечений. Музыковед Александра Анатольевна Орлова уже в советские годы суммировала все обстоятельства происшествия. Вначале композитор положил глаз на одного молодого человека, но его влиятельный родственник (известно даже имя: граф Стенбок-Фермор) написал жалобу императору Александру III и подал бумагу через главного прокурора Сената Николая Карловича Якоби, соученика Чайковского по Училищу правоведения. Перед Якоби возникла дилемма – либо передавать документы по инстанции с непоправимым ущербом для репутации не только Чайковского, но и Училища правоведения, либо… Главный прокурор Сената выбрал второе: созвал «суд чести» из своих соучеников, пригласил Чайковского – и товарищеское заседание, длившееся пять часов, приговорило композитора к смерти. Во имя спасения чести он обязан был принять яд, что и сделал.