Несмотря на полную неудачу похода, и полководец, и войско были награждены. Голицыну были даны золотая цепь и медаль весом в 300 червонцев; генералы и полковники также получили медали; даже солдаты были удостоены наград. Софья пышно и велеречиво, именем государей, возвестила русскому народу о необычайных подвигах воевод и всего воинства, о поспешном сборе ратных людей на указанных местах, о быстром наступлении на крымские юрты до самых дальних мест, о паническом ужасе хана и татар и проч. Были также приняты меры для распространения и в Западной Европе ложных слухов о необычайном успехе русского оружия в борьбе с татарами. Через посредство нидерландского дипломата барона Келлера в голландских газетах была напечатана составленная самим Голицыным реляция о Крымском походе, где действия русского войска выставлялись в самом выгодном свете[104]
. Однако в то же самое время шведский резидент Кохен доносил своему правительству, что в Крымском походе погибло не менее 40–50 тысяч человек[105].Положение московского правительства оказалось затруднительным. Недоставало и денежных средств для скорого возобновления военных действий[106]
. В продолжение 1688 года были приняты некоторые меры к подготовке нового похода. Была построена крепость Богородицкая на реке Самаре, притоке Днепра. Это место должно было служить сборным пунктом для войска и складом военных снарядов; но окрестности его постоянно подвергались нападениям татар. Носился слух, что новая крепость была построена также с целью отсюда наблюдать за действиями малороссийских казаков и препятствовать их сношениям с татарами[107].Нельзя было не думать о втором походе. Набеги татар повторялись. В марте 1688 года было уведено в татарский плен до 60 тысяч русских[108]
. Для России было невыгодно, что в это время Польша также воевала неудачно. На польскую помощь была плохая надежда; к тому же опять узнали кое-что об агитации поляков в Малороссии, а потом о намерении польского правительства заключить сепаратный мир с Турцией. Тем более странными кажутся надежды русского двора путем дипломатических действий достигнуть важных результатов.В польских делах главного архива найдена царская грамота, заключающая в себе наказ русскому резиденту в Польше Возницыну. Последнему велено объявить императорскому послу в Варшаве Жировскому, что московский двор с удивлением услышал известие о склонности цесаря и польского короля заключить отдельный мир с Турцией; если же цесарь и король твердо решились прекратить войну, то Россия потребует от султана: 1) всех татар вывести из Крыма за Черное море, в Анатолию, а Крым уступить России; иначе никогда покоя ей не будет; 2) татар и турок при Азовском море также выселить, а Азов отдать России; Кизикермен, Очаков и другие города в низовьях днепровских также уступить России или, по крайней мере, разорить; 4) всех русских и малороссийских пленных освободить без всякого выкупа и размена; 5) за убытки, причиненные набегами татар в прежнее время, вознаградить 2 млн. червонных.
Неизвестно, была ли эта грамота только черновым проектом. Трудно верить, чтобы правительство могло серьезно думать о таких предложениях. Подобных условий, замечает Устрялов, не предлагала даже Екатерина II, предписывая Турции мир в Кайнарджи[109]
. Может быть, Софья только хотела уверить своих и чужих, что Россия приобрела в ее правление необычайные силы; может быть, она надеялась самоуверенностью произвести давление на Польшу. Во всяком случае, из этого наказа видно, что московское правительство не придавало особенного значения неудачному походу 1687 года или, по крайней мере, что в России ожидали большого успеха от второго похода в 1689 году.Время казалось удобным для совместных действий против турок и татар. Австрийские и венецианские войска именно тогда действовали весьма успешно в Венгрии, в Далмации и в Морее. Надежды южных славян и вообще христиан Балканского полуострова на освобождение от турецкого ига оживились. Бывший константинопольский патриарх Дионисий, сверженный, как он писал, за уступку царскому желанию в деле о киевской митрополии, извещал царей, что теперь самое удобное время для избавления христианства от турок. Это письмо он отправил осенью 1688 года в Москву через архимандрита Афонского Павловского монастыря Исайи.