История Петра Великого

Иностранцы не без опасения наблюдали за повсеместным раздражением в народе. В своем донесении императору от 7 марта 1700 года Плейер писал, что царь во время поста ест скоромное и дозволяет всем и каждому следовать его примеру. Это сообщение было писано в шифрах, как и следующее: к Плейеру приходил какой-то казак, жалуясь на государя, который лишил казаков всех прежних прав, и прибавляя к этому, что казаки готовы скоро перейти к неприятелю[407].

Саксонский дипломатический агент барон Ланген доносил королю Августу 3 августа 1700 года, что ходят слухи о новом большом заговоре, что происходят многочисленные аресты, что весь народ крайне раздражен брадобритием и переменой платья, но что вся эта ненависть к царю и его преобразованиям не может остановить хода реформы, так как царь твердо решил искоренить отвращение русских к иностранцам и приучить своих подданных к новым нравам и обычаям в духе западноевропейской культуры[408].

Когда Петр заботился об учреждении в Амстердаме русской типографии для распространения в народе книг и вообще старался о народном образовании, некто Бло (Bleau) писал весной 1700 года к одному приятелю: «Москвитяне, как и вам это известно, нисколько тем не интересуются: они все делают по принуждению и в угоду царю, а умри он – прощай наука!»[409]

В сущности, противники Петра большей частью ограничивались пассивной ролью, жалобами, угрозами. Приступали к враждебным действиям лишь в виде исключения. Условия не благоприятствовали образованию политических партий, организации систематических действий против правительства. Не было и лиц, способных стать во главе недовольных, составив что-либо похожее на программу, противоположную предначертаниям царя. К тому же большая часть современников, видя ломку существующего, не была в состоянии составить себе какое-либо понятие о цели, к которой стремился Петр. Масса как-то инстинктивно восставала против преобразования; однако почти все ограничивались лишь ропотом, хулой. В центре России мятежный дух обнаруживался лишь в неосторожных речах, в словах, свидетельствовавших о крайнем раздражении. Во всем этом еще не заключалось особенной опасности для государства. Революционные вспышки происходили лишь на юго-востоке, где шайки казаков и раскольников приступали к открытым мятежам, где инородцы доставляли обильный материал для увеличения мятежных скопищ. Крестьянские бунты, казацкие вспышки, по временам появление самозванца или распространение слуха о появлении такового, – вот средства, которые выставлял народ для борьбы против грозного царя.

Укажем для охарактеризования общего настроения умов на некоторые случаи выражения негодования на царя и его действия. Каждый из этих случаев представляет собой пример уголовного следствия, страшных пыток, изысканных истязаний, казней и ссылок. Единственным источником сведений обо всем этом служат дела Преображенского Тайного Приказа.

Нововведения продолжались; к тому же началась война, потребовавшая больших пожертвований людьми и деньгами; рекрутская повинность впервые предстала народу со всей своей печальной обстановкой, и ропот усиливался. Крестьянин роптал: «Как его Бог на царство послал, так и светлых дней не видали; тягота на мир, рубли да полтины, да подводы; отдыху нашей братье нет». Сын боярский говорил: «Какой-де он государь? – нашу братью всех выволок в службу, а людей наших и крестьян побрал в даточные; нигде от него не уйдешь; все распропали на плотах, и сам он ходит на службу; нигде его не убьют; как бы убили, так бы и служба минула и черни бы легче было». Крестьянки и солдатские жены кричали: «Какой он царь? – он крестьян разорил с домами, мужей наших побрал в солдаты, а нас с детьми осиротил и заставил плакать век». Холоп говорил: «Если он станет долго жить, он и всех нас переведет; я удивляюсь тому, что его пося мест не уходят: ездит рано и поздно по ночам малолюдством и один, и немцам ньше времени не стадо, потому что у него тесть Лефорт умер; какой он царь? – враг, оторок мирской; сколько ему по Москве ни скакать, быть ему без головы». Монах говорил: «Навешал государь стрельцов, что полтей, а уже ныне станет их солить». Другой монах отвечал на это: «Эти полти даром не пройдут; быть обороту от последних стрельцов». Нищий говорил: «Немцы его обошли: час добрый найдет – все хорошо, а иной найдет – так рвет и меда вот уже и на Бога наступил: от церквей колокола снимает». Слышались слова: «Мироед! – весь мир переел; от него, кутилку, переводу нет; только переводит добрые головы!» «И при царе Алексее Михайловиче, – замечает Соловьев, сообщая эти любопытные подробности, – были сильные жалобы на отягощение народное, жалобы, оканчивавшиеся бунтами. Но при этих жалобах народ обыкновенно щадил особу царя, складывал всю вину на бояр. Петр не пользовался этим преимуществом, потому что сблизился с немцами, ездил в их землю, обрился, оделся по-немецки, других заставлял делать то же, царицу сослал в монастырь, вместо нее взял немку «Монсову».