История Петра Великого

Сам Петр в своем «Журнале», или в так называемой «Истории Свейской войны», говорил о Нарвской битве следующее: «И тако шведы над нашим войском викторию получили, что есть бесспорно: но надлежит разуметь, над каким войскам оную учинили? Ибо только один старый полк лефортовский был; два полка гвардии только были на двух атаках у Азова, а полевых боев, а наипаче с регулярными войски, никогда не видали. Прочие ж полки, кроме некоторых полковников, как офицеры, так и рядовые, самые были рекруты, к тому ж за поздним временем великий голод был, понеже за великими грязьми провианта привозить было невозможно, и единым словом сказать, все то дело, яко младенческое играние было: а искусства ниже вида: то какое удивление такому старому, обученному и практикованному войску над такими неискусными сыскать викторию? Правда, сия победа в то время зело была печально чувственная, и яко отчаянная всякия впредь надежды, и за великий гнев Божий почитаемая. Но ныне, когда о том подумать, во истину не гнев, но милость Божию исповедати долженствуем: ибо, еже ли бы нам тогда над шведами виктория досталась, будучи в таком неискустве во всех делах, как воинских, так и политических, то в какую бы беду после нас оное счастие вринуть могло, которое оных же шведов, давно во всем обученных и славных в Европе, под Полтавою так жестоко низринуло, что всю их максиму низ к верху обратило; но когда сие несчастие (или, лучше сказать, великое счастие) получили, тогда неволя леность отогнала и к трудолюбию и искусству день и ночь принудила» и проч. [549]

Все это писано после Полтавского сражения; тогда, разумеется, было легче рассуждать хладнокровно и благоразумно о причинах и пользе ужасной беды, постигшей русское войско, чем непосредственно после Нарвской битвы. Удар, нанесенный Петру, произвел сильное впечатление и в России, и за границею. Русскому горю соответствовала радость на Западе.

Даже Лейбниц, следивший с таким вниманием за удачным развитием России, теперь от души желал дальнейших успехов шведскому королю. Он выразил надежду, что Карл XII овладеет всем Московским государством до реки Амура, и приветствовал победу шведов стихотворением, в котором указывалось на старание Петра скрыть пред светом некоторую долю постыдного поражения [550]. И действительно, московское правительство старалось умолчать о числе убитых и раненых в сражении и строжайше запретило говорить о Нарвской битве. Плейер, сообщая обо всем этом в своем донесении императору Леопольду, замечает, что, быть может, в продолжение многих веков не было такого случая ужасного урона, как под Нарвою [551].

Петр в наказе русскому послу в Нидерландах Матвееву, представил Нарвское сражение в смысле, далеко не соответствовавшем истине. Тут, между прочим, сказано: «Шведы, видя свою беду, троекратно присылали трубача с предложением перемирия; договор был заключен, но на другой день, когда русские полки один за другим стали переходить чрез Нарову, шведы бросились на них, вопреки королевскому слову, и все разграбили, захватив оружие и артиллерию» [552].

Карл XII вдруг сделался славным героем. В разных странах, не только в Швеции, сочинялись стихи, в которых восхваляли его мужество. Являлись и пасквили, направленные против Петра. Еще до битвы были напечатаны разные брошюры, в которых указывалось на несправедливость образа действий царя при неожиданном нападении на Швецию [553]. Катастрофа в ноябре 1700 года поставила русских резидентов, находившихся за границею, в самое неловкое положение. Голицын писал из Вены: «Главный министр, граф Кауниц, и говорить со мною не хочет, да и на других нельзя полагаться: они только смеются над нами… всякими способами надобно домогаться получить над неприятелем победу. Хотя и вечный мир учиним, а вечный стыд чем загладить? Непременно нужна нашему государю хотя малая виктория, которою бы имя его по-прежнему во всей Европе славилось. А теперь войскам нашим и управлению войсковому только смеются». Матвеев доносил из Гааги: «Шведский посол, с великими ругательствами сам ездя по министрам, не только хулит ваши войска, но и самую вашу особу злословит, будто вы, испугавшись приходу короля его, за два дни пошли в Москву из полков, и какие я слышу от него ругания, рука моя того написать не может. Шведы с здешними, как могут, всяким злословием поносят и курантами на весь свет дают не только о войсках ваших, и о самой вашей особе… Жить мне здесь очень трудно» и проч.[554] В Польше опять начали надеяться на возможность приобретения вновь Малороссии [555]. В Вене Петр так упал в глазах цесарцев, что там при дворе открыто читали вести о новом решительном поражении всего русского войска близ Пскова, о бегстве царя с немногими людьми, об освобождении царевны Софьи из монастыря, о вручении ей правления государством по-прежнему. Голицын жаловался царю на бесцеремонное обращение с ним шведского резидента, который в присутствии Голицына и других дипломатов смеялся над Петром. «Что говорит швед, мерзко слышать», — повторял Голицын неоднократно [556].