Попытка склонить Голландию к посредничеству также осталась тщетною. В январе 1706 года, перед отъездом своим к войскам в Белоруссию, царь, будучи у голландского резидента фан дер Гульста, сказал ему: «Эта война мне тяжка не потому, чтоб я боялся шведов, но по причине такого сильного пролития крови христианской; если, благодаря посредничеству Штатов и высоких союзников, король шведский склонится к миру, то я отдам в распоряжение союзников против общего врага (Франции) тридцать тысяч моего лучшего войска». И на это предложение, как на все подобные, делавшиеся прежде, Голландия отмолчалась [591]
.После отступления короля Августа и заключения Альтранштетского мира царь предложил польскую корону Евгению Савойскому. Барон Гюйсен писал об этом предмете герцогу, находившемуся в Милане. Начались переговоры. Сначала и сам герцог, и император казались склонными к принятию предложения царя, однако решение дела затянулось, и вопрос этот оставался открытым [592]
.Каковы были отношения к Пруссии, видно из следующего отрывка из письма Головкина к отправленному в Берлин Измайлову: «Что же изволишь упоминать о обещании министрам денег и советуешь, дабы г. графа Вартенберга чем удовольствовать, то изволь ему, если что он учинит у своего короля к пользе его царского величества, обещать знатное число суммы — до ста тысяч ефимков». Однако и это не помогало [593]
.Данию также тщетно старались увлечь снова в войну против Швеции, предлагая Дерпт и Нарву. В Копенгагене опасались перевеса Голландии и Англии и Карла XII, и потому уклонялись от возобновления наступательного союза с Россией [594]
.Весною 1707 года через французского посла при Раоци, Дезаллера, сделано было предложение Людовику XIV быть посредником при заключении мира между Россиею и Швецией на том условии, чтоб Петербург оставался в руках России, за что Петр обещал Людовику свои войска, которые король мог употребить по своему желанию. Переговоры начались, но Карл XII отвечал, что согласится на мир только тогда, когда царь возвратит все завоеванное без исключения и вознаградит за военные издержки, что он, Карл, скорее пожертвует последним жителем своего государства, чем согласится оставить Петербург в руках царских [595]
.Уступчивость Петра не могла не иметь пределов. В одном из наказов, писанных им в это время для русских дипломатов, было сказано: «По самой последней нужде, и Нарву шведу уступить, а о Петербурге всеми мерами искать удержать за что-нибудь, а о отдаче онаго ниже в мыслях не иметь» [596]
.Таково было положение России, когда был заключен Альтранштетский мир. Петр лишился на время своего союзника Августа, оказавшего царю существенную услугу отвлечением внимания короля шведского от России. В то время когда Карл «увяз в Польше» и даже отправился в Саксонию, Петр успел утвердиться на берегах Балтийского моря. Дальнейший успех России, однако, мог подлежать сомнению. Россия не пользовалась уважением в Европе, на нее смотрели свысока; доказательством тому служили: холодное обращение с русскими дипломатами в Западной Европе, невнимание к предложениям Петра, казнь Паткуля, находившегося в русской службе. Для того чтобы приобрести значение и вес в Европе, для обеспечения будущности Петербурга, было необходимо продолжение войны, одержание победы над шведами.
До 1705 года главной заботой Петра было: стать твердой ногой на берегах Балтийского моря. Сам он участвовал при завоевании устьев Невы, при занятии Дерпта и Нарвы. Ведение войны в Польше он предоставил другим. Затем, однако, он должен был обратить особенное внимание на польские дела и в апреле 1705 года отправился в Полоцк, где находилось русское войско в числе 60 000 человек.
Это войско он разделил на две части под начальством двух фельдмаршалов, Шереметева и Огильви. Полководцы не ладили между собой. Довольно часто иностранцы, вступившие в русскую службу, жаловались на худое состояние войска, на недостаточное вооружение, на плохую военную администрацию [597]
.Были неприятности и другого рода. В Полоцке Петр при посещении одного монастыря имел столкновение с униатами. Какое-то неосторожное выражение одного из них возбудило гнев царя. Он велел арестовать некоторых монахов, причем произошли убийства.
Одного монаха повесили. В кругах католиков разнеслись слухи о страшной жестокости, с которою царь будто поступил при этом случае [598]
.