Рэтфорд Шванк весь день расчищал снег вокруг дворца. К вечеру потеплело, повалил хлопьями снег, и сразу стало темнеть. В окошках зажглись огоньки, жёлтые пятна света упали в фиолетовую ночь, Рэтфорд Шванк отряхнулся, набрал колотых дров и отправился топить печки. Пламя загудело в дымоходах, по комнатам разлился приятный жар, и весёлое постукивание печных дверок наполнило дом уютом и покоем. На чердаке шуршала мышь, пробираясь к теплой трубе, а снег на дворе кружился и опускался с неба тихо и неспешно.
«Вот, — думал Рэтфорд Шванк, грея ноги в тазу с горячей водой, — я один, мне никто не мешает, и все причуды в моей власти. Красота, свобода и простор!» Шванк вытер покрасневшие ступни махровым полотенцем и надел сухие носки. «Как хорошо, — подумал он, — как хорошо, что на сотню верст вокруг нет ни души. Кругом дремучий непроходимый лес. Как это приятно».
Несколько дней он читал, спал и делал опасные опыты, после чего потолок в лаборатории закоптел, и стеклянных колб и пробирок уцелело намного меньше, чем хотелось бы Рэтфорду Шванку. После чего Шванк снова стал рыться в книгах, варить пшённую кашу, печь оладьи и заваривать бруснику в горшке из-под мёда. Потом ему пришла в голову мысль разобраться в книжках, и расставить всё правильно по своим местам. Он начал вытирать пыль, переставлять тома с места на место, выкладывая книги стопками и кривыми столбами прямо на полу. В результате уборки Рэтфорд Шванк нашёл свистульку-ёжика, закатившуюся и исчезнувшую лет восемь назад, и в доме получился такой разгром и беспорядок, что Шванк сел и безнадежно обхватил голову руками. Повсюду валялись книги, свитки рукописей, цветные рисунки из энциклопедий былых времён, на стульях и подоконниках лежали груды мелкого хлама, который жалко было выбрасывать, а куда всё это девать, Рэтфорд Шванк не знал. Малахитовый мышонок с золотым носом, бронзовая астролябия, сломанный арбалет, левая персидская туфля, расшитая бисером, и башенный флюгер с анемометром приводили его в отчаяние. Спасение пришло внезапно. Рэтфорд Шванк решил пригласить к себе выдающегося мастера Крюнкеля Шпунка и попросить его сделать новые книжные шкафы. Рэтфорд Шванк знал, что если Крюнкель Шпунк возьмётся за работу, то это будут такие шкафы, что в них поместится всё что угодно.
Вскоре явился Крюнкель Шпунк и принялся строгать, пилить и клеить. Поднялась приятная осмысленная суета, тонкие завитушки стружек были хороши для растопки печек, уныние отступило, и Рэтфорд Шванк почувствовал, что радость и покой вновь вернулись к нему».
«Это произошло в незапамятные времена в дальних краях, где тёмная сирень господствует над душами людей, и соловьиная песня в майских сумерках звучит глухо, едва пробивая себе дорогу в густом запахе страшных ночных цветов. Туман колыхался и вскипал под лунным светом, жадные травы пили росу, и усталые звезды уходили во влажный лес на западной стороне земли, где бледные орхидеи гибли в ольховых корнях, и пни шевелились в предрассветном мороке.
Беда и опустошение грозили деревне, что стояла у самого края столетнего бора. Свирепые косматые видлумы окружили деревню с трёх сторон, бежать можно было только в болотные топи, но это было ещё хуже, чем встретить беспощадных жестоких врагов лицом к лицу. Видлумы надвигались на деревню, переговариваясь между собой дикими каркающими окриками, и их звериные шкуры уже мелькали возле дальних сараев среди щавеля и бузины. И не осталось бы от деревни возле бора ни следа, ни памяти, как и от многих других селений, если бы не терновые кусты. Колючие непролазные терновые кусты, переплетённые ежевикой и шиповником, неожиданно выросли на пути врагов с такой быстротой, что ни один злобный видлум не сумел сквозь них пробраться. Дикие пришельцы попытались прорубить в терновнике проход, но колючие ветки разрослись ещё гуще прежнего, и когда взошло солнце, покрылись белыми цветами необычайной красоты. К середине дня видлумы, недовольно переругиваясь, ушли, и больше их никто не видел.
Люди, избавленные добрым терновником от нашествия неприятеля, заключили с терновыми кустами договор: жители деревни торжественно пообещали, что всегда, во веки веков, будут помнить о своем спасении, будут ухаживать за терновником, и позволят тёрну расти там, где тому вздумается и захочется. Долгие годы, из поколения в поколение, договор неукоснительно соблюдался. Терновник был окружён любовью и почётом: его пропалывали и поливали. Терновые кусты в ответ вели себя сдержанно-благородно. Они не заполонили собой всё пространство, старались не мешать людям, и радовали всех чудесной красотой синих ягод. Они были прекрасны.