История письма: Эволюция письменности от Древнего Египта до наших дней.

Но Сейс немало находился и в пути. Он не жалел ни времени, ни денег и готов был вынести любые трудности, чтобы еще больше расширить свои и без того почти неограниченные познания. Именно поэтому-то он однажды до полного изнеможения стоял по пояс в воде в древнем тоннеле Силоах, под Иерусалимом, во что бы то ни стало, желая скопировать известные ханаанские оросительные надписи; год спустя он уже карабкался вверх и вниз по скалам безводной Южноаравийской пустыни, срисовывая нацарапанные на них граффити. Местные жители полюбили чужестранца и называли его не иначе как «безумным муллой», «отцом плоской чалмы», «отцом очков» или даже «обладателем ласточкина хвоста», который весьма напоминали фрачные концы его священнической одежды. Ее Сейс не снимал даже во время своих поездок. В более поздние годы А.Г. Сейс объездил тихоокеанские острова, где однажды тяжело заболел; едва встав на ноги, он вновь принялся за изучение культуры полинезийцев. Культы яванцев и жителей Борнео приковывали его внимание в не меньшей степени, чем примитивные религии Гвинеи; японский буддизм, введение несторианами христианства в Китае — все интересовало неутомимого ученого. Он смог сделать то, что мало кому удавалось до него и, пожалуй, после него тоже, — вдохнуть в своих многочисленных книгах жизнь в мертвую историю Ближнего и Дальнего Востока.

Несмотря на свою молодость, Сейс был призван вмешаться в разгоревшуюся вновь дискуссию по поводу хеттов. Он не сомневался, что речь шла именно о них, и категорически на этом настаивал. Между прочим, позднее его упрекали в том, что, когда дело касается Ветхого Завета, он всегда настроен скорее ортодоксально, нежели критически. И в этом нет ничего удивительного, если принять во внимание его преданность делу англиканской церкви и звание доктора теологии. Однако тот же Сейс сумел принести в дар науке такие наблюдения, которые выходили за пределы всего того, что еще только предполагалось по поводу хеттских надписей. Хорошо разбираясь в клинописи еще до поступления в университет, он в 18 лет ошеломил Хинкса и Норриса своей статьей, касающейся этого предмета; именно он, а не кто-либо другой правильно увидел, что открытые к тому времени знаки слишком многочисленны для алфавитного письма. Он предположил, что надписи составлены слоговым письмом с идеограммами и детерминативами, подобно аккадским клинописным текстам. И тот же Сейс на вершине своего творчества, уже выступивший с целым рядом новаторских трудов по открытию и дешифровке самых различных малоазиатских и месопотамских языков и письменностей, и среди них с важнейшей статьей о шумерском языке, этот же Сейс вдобавок опознал в часто встречающемся хеттском знаке  грамматический суффикс-окончание именительного падежа — s.

Правда, как уже говорилось, наличный материал был еще довольно скуден. Его увеличение связано с одним наблюдением, побудившим Британский музей начать в 1876 году очередные раскопки. Само же это наблюдение было сделано Джорджем Смитом, который, таким образом, хотя и косвенно, вошел в историю дешифровки еще одного, третьего, языка и письменности. Во время своего последнего путешествия Смит (как и английский консул в Алеппо Скин) узнал в громадном холме у Джараблуса в излучине Евфрата остатки древнего города Каркемыша, того самого поселения, которое из египетских и клинописных источников было известно как центр хеттского могущества в северной Сирии. Там были найдены надписи, составленные точно такими же знаками, как и надписи на хаматских камнях. А вскоре при раскопках, проведенных Британским музеем, были извлечены и другие надписи, а также скульптуры.

По правде говоря, статуи в гораздо большей степени, чем надписи, открыли глаза Сейсу. Внезапно он вспомнил, где видел нечто подобное: такой же в точности стиль характеризовал множество высеченных в скале скульптур, открытых некогда путешественниками в Малой Азии, но не привлекших особого внимания. Найдены они были в деревне Богазкей, приблизительно в 150 километрах от Анкары, а также неподалеку от этой деревни, в Язылыкая; кроме того, в Марате (в северной Сирии), и в Карабеле — на западном побережье Малой Азии. Но это могло только означать, заключил Сейс (несколько поспешно, как мы теперь знаем), что хетты были вовсе не незначительным северосирийским племенем среди прочих таких же племен, как многие тогда еще полагали, и что их огромное царство простиралось от Смирны на западе и до Хаматы на Оронте на юге!