При всем том начало занятий Иенсена хеттским языком было весьма многообещающим. Его манера исследования отличалась глубиной и вдумчивостью; жажда комбинаций и упорство, с которым он старался идти по раз обнаруженным следам, уже довольно рано побудили его, помимо ассириологии, попробовать свои силы в дешифровке неизвестных письменностей. Целый год он занимался египетскими иероглифами. Хеттские находки привлекали его пристальное внимание, и гипсовый слепок львов из Марата украшал его рабочий кабинет. Еще в 1894 году (за шесть лет до того, как появился мессершмидтовский
Что касается метода, то Иенсен в своей попытке дешифровки избрал новый путь, которому, быть может, довелось бы стать столбовой дорогой дешифровки, если бы сам Иенсен последовательно прошел его до конца, как сделал позднее один ученый, вознагражденный за это прекрасными результатами. Но Иенсен заблудился и безнадежно погряз в ошибках. Он исходил из принципа, согласно которому вначале нужно меньше заниматься поисками звуковых значений — еще до того, как дело дойдет до исследования самого текста, необходимо понять надпись по ее внешним критериям и дать ее предположительное и построенное на исторической основе, если не сказать угаданное, содержание!
Это звучит довольно сомнительно. Еще больше мы укрепимся в нашем подозрении, как только проследим за применением Иенсеном своей гипотезы в работе. Уже, вероятно, с самого начала он оказался под влиянием того факта, что все известные к тому времени и верно опознанные знаки были почти сплошь идеограммами. Далее Иенсен впал в ошибку, предположив, что открытый еще Сейсом знак
К сожалению, Иенсен до конца своих дней с неслыханным упрямством и неуместной резкостью отстаивал этот тезис. Его многочисленные ошибки не заслуживают того, чтобы мы занимались ими далее. Поясним только одну из них, уже не раз упомянутую и ставшую подлинным бедствием для дела дешифровки. Это ложное чтение Иенсеном группы знаков
Ясно, что при столь бесплодной гипотезе авторитетнейшего специалиста немецкая наука в этой области была обречена на застой, и прежде всего оставалась нераскрытой загадка хеттских иероглифов. Новый толчок исследовательской работе был дан совсем с другой стороны. Это явилось почти откровением, на которое — по крайней мере, в том, что касается его полноты и ясности, — едва ли кто мог рассчитывать.
Правда, первое «знамение» было еще за несколько десятилетий до этого и связано оно с находкой в 1888 году в Тель-эль-Амарне (Верхний Египет) богатейшего архива клинописных глиняных табличек, составленных на аккадском языке. Особенно ценной эта находка оказалась для египтологов и ассириологов; таблички содержали остатки переписки переднеазиатских царей и фараонов Аменхотепа III и Аменхотепа IV («царя-вероотступника» Эхнатона, с которым мы уже знакомы по египетской главе, заканчивающейся его молитвой солнцу; Тель-эль-Амарна находится на месте резиденции Эхнатона, очень не намного пережившей своего основателя).
Среди других писем-табличек там были два письма от «царей Хатти», хеттских царей, в том числе поздравительный адрес некоего Суппилулиумы по поводу восшествия на трон Эхнатона, и, кроме того, многочисленные доклады о военных предприятиях хеттов в северной Сирии.