Читаем История под знаком вопроса полностью

Другая бывшая советская республика, оказавшаяся после распада СССР в состоянии ожесточенной внутренней конфронтации (гражданской войны 1992―1996 годов) ― это Таджикистан. Конфронтации, бывшей следствием ломки в советский период традиций и устоев в некогда исламской стране с богатой иранскo-таджикской культурной традицией. Здесь переход в 1929 году от арабского алфавита к латинскому, а в 1940 году к кириллице, сопровождался запретом книг на «арабице», их изъятием и уничтожением. Рустам Шукуров в статье «Таджикистан: муки воспоминания» пишет, что история таджиков и Таджикистана создавались в советское время заново «как модификация русской научной школы», на фоне советизации и русификации. Последняя привела к тому, что таджикский язык был загнан в две резервации: бытовой язык и гуманитарная наука (тоже сильно советизированная). Таджики из «книжного» народа с такими городскими и культурными центрами как Бухара и Самарканд превратились в сельский народ без литературы и даже без письменности. Большевики передали обе культурные столицы таджиков Узбекистану, заселили их узбеками и уничтожили физически интеллектуальную элиту таджиков: за одно владение арабской грамотой людей гноили в концлагерях.

Начавшийся после 1989 года возврат к арабице, к истокам местной и вообще ираноязычной культуры, означал и резкий отход от советских моделей прошлого, новое открытие мусульманской компоненты культуры и раскол общества, приведший к гражданской войне. Произошел также всплеск интереса к зороастрийскому прошлому и к иранскому арийству, к родственным группам населения Афганистана и Ирана. Отличительную черту современного таджикского исторического самоощущения автор видит в максимальной опоре новых моделей прошлого на академические представления востоковедов. Если у большинства других народов бывшего СССР активное историческое мифотворчество не гнушается самобытной и нетрадиционной интерпретацией фактов из арсенала ТИ, селекцией одних и замалчиванием других аспектов традиционного моделирования прошлого, то в Таджикистане происходит восстановление максимально традиционной исторической картины, освобождаемой от идеологических наслоений последнего века. При всей моей симпатии к такому подходу, не могу не усомниться в том, что на этом пути удастся избежать догматизации и искусственности, присущей всей ТИ. На смену политикo-идеологическим химерам могут прийти таковые религиозные и культурнo-исторические.

Третья часть книги посвящена метаморфозам исторического самоощущения на территории Российской Федерации в послесоветское время. Много внимания уделено народам Северного Кавказа и Поволжья с Уралом, но не обойдены вниманием и «русская идея», и русская национальная история. Не останавливаясь на этой обширной тематике, отмечу только, что в третьей статье этой части книги затрагивается и тематика новой хронологии, которая представлена здесь как непрофессиональная, ориентированная на сенсацию, на занимательность сюжета «фольк-хистори», т. е. как история для народа, для широкой аудитории. Термин сей был введен в обиход в 1998 году и воспринимается авторами Еленой Зубковой и Александром Куприяновым как удачная клетка для размещения в ней того хищного зверя, которого они называют «ревизионистским направлением в исторической литературе».

Это еще одно проявление становящегося все популярнее в ТИ обругивания новой хронологии является пропагандистским приемом, позволяющим избежать содержательной конфронтации с серьезной критикой историографии и хронологии (чего с ними спорить, у них же нет диплома историка в портфеле! И, вообще, они фольк-историки). Однако ругань именно такого фасона крайне мало эффективна, ибо она игнорирует многие обстоятельства, сегодня хорошо известные так презираемому традиционалистами «фольку»:

• Писать для народа не только не зазорно, но очень даже почетно, и должно было бы стать одной из основных задач историков.

• Тот факт, что авторы «ревизионистского направления в исторической литературе» вынуждены обращаться напрямую к широкой аудитории заставляет их быть более строгими по отношению к логике и доказательности, чем это принято в основанной на вере в «научные авторитеты» ТИ.

• Именно презрение традиционных историков к читателям, не относящимся к идеологически обработанной догматическим «историческим образованием» части населения, и является одной из причин кризиса современной «исторической науки».

• «Ревизионистское направление в исторической литературе» возникло не после развала СССР, а задолго до оного.

• Это направление не является сугубо российским явлением, а имеет широкую международную базу.

• В течение столетий «ревизионистское направление в исторической литературе» было частью академической науки, замалчиваемой официальной историографией.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917–1920. Огненные годы Русского Севера
1917–1920. Огненные годы Русского Севера

Книга «1917–1920. Огненные годы Русского Севера» посвящена истории революции и Гражданской войны на Русском Севере, исследованной советскими и большинством современных российских историков несколько односторонне. Автор излагает хронику событий, военных действий, изучает роль английских, американских и французских войск, поведение разных слоев населения: рабочих, крестьян, буржуазии и интеллигенции в период Гражданской войны на Севере; а также весь комплекс российско-финляндских противоречий, имевших большое значение в Гражданской войне на Севере России. В книге используются многочисленные архивные источники, в том числе никогда ранее не изученные материалы архива Министерства иностранных дел Франции. Автор предлагает ответы на вопрос, почему демократические правительства Северной области не смогли осуществить третий путь в Гражданской войне.Эта работа является продолжением книги «Третий путь в Гражданской войне. Демократическая революция 1918 года на Волге» (Санкт-Петербург, 2015).В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Леонид Григорьевич Прайсман

История / Учебная и научная литература / Образование и наука
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России

В своей истории Россия пережила немало вооруженных конфликтов, но именно в ХХ столетии возникает массовый социально-психологический феномен «человека воюющего». О том, как это явление отразилось в народном сознании и повлияло на судьбу нескольких поколений наших соотечественников, рассказывает эта книга. Главная ее тема — человек в экстремальных условиях войны, его мысли, чувства, поведение. Психология боя и солдатский фатализм; героический порыв и паника; особенности фронтового быта; взаимоотношения рядового и офицерского состава; взаимодействие и соперничество родов войск; роль идеологии и пропаганды; символы и мифы войны; солдатские суеверия; формирование и эволюция образа врага; феномен участия женщин в боевых действиях, — вот далеко не полный перечень проблем, которые впервые в исторической литературе раскрываются на примере всех внешних войн нашей страны в ХХ веке — от русско-японской до Афганской.Книга основана на редких архивных документах, письмах, дневниках, воспоминаниях участников войн и материалах «устной истории». Она будет интересна не только специалистам, но и всем, кому небезразлична история Отечества.* * *Книга содержит таблицы. Рекомендуется использовать читалки, поддерживающие их отображение: CoolReader 2 и 3, AlReader.

Елена Спартаковна Сенявская

Военная история / История / Образование и наука