История под знаком вопроса

Хорошо еще, что он не объявил таковой свой родной Камерун, истории которого он посвятил двухтомную «Историю Камеруна» (1963, 1985). Впрочем, с перенесением центра мировой цивилизации в Эфиопию были согласны не все негрo-африканские историки. Так Т. Обенга, автор книги «Африка в древности» (1973, с предисловием Ш. А. Диопа), ученик и оппонент Ш. А. Диопа, продолжал отстаивать теорию Диопа о негритянском происхождении египетской и мировой цивилизации.

Гавристова считает, что его интерес к доколониальному периоду африканской истории был связан со стремлением самоутвердиться, доказав негрo-африканское происхождение древнеегипетской цивилизации. В дополнение к аргументам Диопа он попытался привести еще и лингвистические, сконструировав некий «негрo-египетский язык». Он утверждал, что от этого якобы некогда существовавшего языка произошли как египетский и коптский языки, так и все африканские языки современной Африки, включая распространенные по всей Африке языки банту.

Однако доказательства этой мысленной конструкции, приведенные историком, не были признаны достаточными: ему удалось найти только 9 общих для всех названных языков слов, якобы поддерживающих его теорию. И хотя он усиленно пропагандировал идею афроцентризма в ее диоповском варианте, у непредвзятых ученых, с каким бы сочувствием они ни относились к попыткам африканских ученых решить проблему собственной идентичности, не могло остаться никакого иного ощущения, кроме того, что и здесь историю грубо поставили на службу идеологии и политике.

Политики Африки в роли историков

В 1975―1979 годы Т. Обенга был министром иностранных дел Конго. Однако список имен африканских интеллектуалов, отдавших дань политике, не ограничивается этим именем. В первую очередь к этой плеяде нужно отнести поэта и философа Леопольда Сенгора, беременного политикой, как выражается о нем Гавристова. Более 20 лет (1960―1981) он был президентом независимого Сенегала. Его, правда, трудно назвать историком в традиционном смысле этого слова, но он был создателем философии негритюда, которая легла в основу всех более поздних афроцентристских теорий, в том числе и интересующих нас чисто исторических.

Негритюд должен был по замыслу Сенгора и других классиков этого учения представлять некую свойственную африканцам ментальную систему, в корне отличную от таковой белого человека. Негритюд морально осуждал все то, что составляло якобы сущность европейской цивилизации и возносил то, что, как казалось Сенгору и другим, более свойственно неграм чем европейцам: не предприимчивость, а чувственность, не стремление к экспансии в духовной и географической областях, а спокойную рассудительность африканского человека. Его лозунг «Эмоции принадлежат черным, а разум грекам».

Один из идеологов негритюда так характеризовал эти отличия:

«Да здравствуют те, кто ничего не изобретал.
Да здравствуют те, кто никого не порабощал (…)
Да здравствуют те, кто не изобретал ни пороха, ни компаса,
И те, кто не ставил газ и электричество на службу человеку,
И те, кто не исследовал просторы морей и небес…
Мой негритюд ― это не вершина (…)
Мой негритюд ― не крепость и не кафедральный собор.
Это ― проникновение в плоть земли»

(Э. Сезэр. Возвращение в родные места, 1939)

Еще один пример ученого, посвятившего себя политике ― это Кваме Нкрума (1909―1972), первый президент Ганы, первого независимого государства в Африке (1960―1966). Увлеченный скорее современной ему политикой и новейшей историей, а не моделированием африканской древности, он тем не менее показал, как неразрывно связаны история и политика в развивающихся странах. Свой грех увлечения марксизмом он в какой-то мере искупил той редкой для африканских интеллектуалов позицией, когда не все сводится к африканской исключительности.

К сожалению, это было в среде африканских интеллектуалов скорее исключением из правила. Подавляющее большинство африканских историков не устояло перед соблазном посвятить всю свою жизнь, все свои научные изыскания теории африканской исключительности, которая, как и любая другая теория исключительности в лучшем случае просто смешна, а в худшем ― полностью подрывает доверие к творчеству отстаивающих ее историков.

Заключение: поломать господство мифа