История под знаком вопроса

Гуревич приводит разные, относящиеся к XVI и XVII векам, случаи неразвитости христианского самосознания, отмечая, что аналогичные примеры легко можно найти и для средних веков. Все это хорошо укладывается в представления исторической аналитики о позднем возникновении христианства и о его первичном состоянии (без Библии и реальной власти церкви) в начале XVI века. Гуревич описывает в качестве особенно поразительного случая культ святого Гинефора, борзой собаки, некогда по ошибке убитой ее хозяином — владельцем замка, с которым столкнулся якобы около 1260 года инквизитор — доминиканец Этьен де Бурбон в сельской местности неподалеку от Лиона. Инквизиция в XIII веке — явное следствие хронологической неразберихи в ТИ: никакой католической церкви тогда еще не существовало. Суть культа была в том, что крестьянки приносили на могилу славившегося как исцелителя святого Гинефора больных детей в надежде на их выздоровление. Известно, что слюна собак обладает бактерицидными свойствами, а общение с ласковой собакой оказывает исцеляющее воздействие на психику. Доминиканец якобы запретил воспринятый им как нечестивый культ, но тем не менее «шесть веков спустя, в 1879 году, лионским любителем старины было обнаружено, что крестьяне из той же местности все еще поклоняются святому Гинефору, зная, что это — борзая» (стр. 28–29).

«Христианские проповедники и моралисты во все времена были склонны жаловаться на упадок или недостаток веры прихожан, на их суеверия и неправедное поведение. Однако данные о состоянии религиозности масс Западной Европы в XV–XVIII веках говорят о большем, нежели об отсутствии у них благочестия и знания слова божьего. Самое содержание их представлений о сакральном было в высшей степени противоречивым, если применять к нему евангельские стандарты. Крестьяне и горожане действительно подчас не знали элементарных основ христианской религии и воспринимали учение церкви, вернее, обрывки его в интерпретации малограмотных в своей массе духовных наставников, в контексте мифомагической, хтонической (хтонические божества — это обитающие в глубине Земли божества в противоположность небесным, ураническим божествам; хтонические божества дарят жизнь и плодородие, но они же олицетворяют темные силы подземного мира и мира мертвых. — Е.Г.) анимистической картины мира, традиционно присущей аграрному обществу».

Вслед за этим Гуревич задает вопрос «Было ли вызвано это состояние умов деградацией христианства, наблюдаемой в конце Средневековья, как полагают некоторые историки?», на который отвечает отрицательно даже в рамках традиционных исторических представлений. Историческая аналитика тоже дает отрицательный ответ на этот вопрос, но исходит при этом из возникновения известной нам формы христианства после 1500 года. Гуревич косвенно подтверждает эту позицию критических исследователей, когда рассказывает о том, что ряд исследователей в XX веке подчеркивал, что и Мартин Лютер, и Игнатий Лойола (вожди реформации и контрреформации) исходили из представлений о народных массах как о не христианизированных людях, которых еще предстоит превратить в христиан. Согласно этим исследователям, в мнении которых Гуревич усматривает долю истины, «подлинная христианизация западноевропейского христианства» произошла только в конце XVI века и в XVII веке, а Реформация и Контрреформация энергично боролись с языческими представлениями, которые якобы была вынуждена терпеть выдуманная средневековая христианская церковь.

Я вынужден отложить более подробный анализ названной выше теории Гуннара Хейнсона о ведьмах как мудрых женщинах, стоявших на пути у бесчеловечного прогресса, несущего миру уничижительную демографическую динамику, до следующей книги. Пока же отмечу, что Бобкова, скорее всего права, когда пишет далее о трактате «Демономания колдунов» Бодена: