История Похитителя Тел

Я совершенно не вспоминал о крови; совсем не думал о биении жизни, которую в другое время мог бы выпить, как темный источник. Скорее, этот момент был пропитан ароматом неяркого жара ее живой плоти. Казалось отвратительным, что ее могли обидеть, запятнать ее тайну – тайну ее доверчивости, тоски, глубокого и такого естественного страха.

Моя рука скользнула ко входу; как печально, как грустно, что наш союз будет таким неполным, таким кратким.

Когда мои пальцы мягко коснулись девственного лона, тело ее загорелась. Грудь поднялась, и я увидел, как она раскрывается, словно цветок – лепесток за лепестком, как напрягается ее рот, прижимаясь к моему.

Но как же опасности, разве они ее не волнуют? Видимо, в незнакомом доселе порыве страсти она потеряла всякую осмотрительность и полностью положилась на меня. Я заставил себя остановиться, извлек из пакета презерватив и надел его; она покорно наблюдала за мной, словно собственной воли у нее уже не осталось.

Вот чему ей требовалась отдаться, вот что она требовала от себя самой. Я снова принялся целовать ее. Она стала совсем влажной и уже ждала меня. Я больше не мог сдерживаться. Проход оказался удобным и, когда из него потекли соки, невыносимо жарким. Ускоряя темп, я увидел, как к ее лицу прилила кровь; я наклонился, чтобы поцеловать ее грудь и прижаться к ее рту. Ее последний стон был похож на стон боли. Старая загадка: как что-то может быть настолько законченным и полным и длиться при этом всего несколько секунд? Несколько драгоценных секунд.

Было ли это слияние? Стали ли мы в этой шумной тишине единым целым?

На мой взгляд, это слиянием не было; напротив, походило на самое отчаянное расставание: две противоположные личности горячо и неуклюже, доверчиво и злобно набросились друг на друга, не зная и не понимая чувств друг друга, – и наслаждение оказалось не менее ужасным, чем его мимолетность, а одиночество не менее болезненным, чем безусловная страсть.

И никогда еще не казалась мне она такой хрупкой, как сейчас, когда, закрыв глаза, она уткнулась в подушку, когда грудь ее больше не вздымалась, а дыхание стало ровным. Этот образ так и провоцировал на насилие – взывал к самой беспричинной жестокости мужского сердца.

Но почему?

Я не хотел, чтобы к ней прикасался какой-то другой смертный!

Я не хотел, чтобы ее мучило чувство вины. Я не хотел, чтобы ее терзало раскаяние, не хотел, чтобы к ней приближалось зло человеческого разума.

И только тогда я вспомнил о Темном Даре, но не о Клодии, а о сладостном животрепещущем великолепии сотворения Габриэль. С той далекой ночи Габриэль так и не оглянулась назад. Вооружившись силой и уверенностью, начала она свои странствия, и, когда на нее обрушились бесконечные сложности огромного мира, не пережила ни часа смертных мучений.

Но кто знает, что принесет Темный Дар конкретной человеческой душе? А она – добродетельная женщина, верующая в старых безжалостных богов, опьяненных кровью мучеников и… страданиями тысяч святых. Естественно, она никогда не попросит о Темном Даре и не примет его – совсем как Дэвид.

Но разве эти вопросы имеют значение, пока я не доказал ей, что каждое мое слово – правда? А вдруг я никогда не смогу это сделать? Вдруг у меня самого больше не будет Темной Крови, которую я смогу передать другим, и я навсегда останусь в этой смертной плоти? Я молча лежал и смотрел, как комната заполняется светом. Я видел, как солнечный луч упал на крошечное тело распятого Христа, как осветил Святую Деву со склоненной головой.

Мы свернулись рядом и снова заснули.

Глава 16

Полдень. Я надел новые чистые вещи, купленные в тот последний судьбоносный день моих странствий, – мягкий белый свитер, рубашку с длинными рукавами, вытертые по последнему писку моды джинсы.

Мы устроили своеобразный пикник перед теплым потрескивающим камином – разложили на полу белое одеяло и уселись на него, чтобы съесть наш запоздалый завтрак, пока Моджо жадно и неряшливо обедал по-своему на кухонном полу. Снова французский хлеб с маслом, апельсиновый сок, вареные яйца и крупно нарезанные фрукты. Я ел с аппетитом, не слушая ее предупреждений, что я еще не совсем в форме. Я был в прекрасной форме. Что и подтвердил ее маленький цифровой термометр.

Пора отправляться в Новый Орлеан. Если аэропорт не закрыли, то я, может быть, попаду туда до наступления темноты. Но я не желал уходить от нее вот так, сразу. Я попросил вина. Мне хотелось поговорить. Я хотел понять ее и при этом боялся остаться один, без нее. Мысль об авиаперелете вызвала в моей душе трусливый страх. К тому же мне нравилось быть рядом с ней…