– Нет, – сказал я. Я попятился от него, покачал головой и воздел руки в знак мольбы. – Ты не в своем уме. Ты сам не понимаешь, что говоришь. Я ненавижу это тело! Мне противно быть человеком. Луи, если в тебе есть хоть унция сострадания, ты отбросишь свои иллюзии и выслушаешь, что я говорю!
– Я уже выслушал. Каждое слово. Почему бы тебе самому к себе не прислушаться? Лестат, ты победил. Ты вырвался из кошмара. Ты вернул себе жизнь.
– Мне плохо! – крикнул я ему. – Плохо! Господи Боже, как мне тебя убедить?
– Никак. Это я должен тебя убедить. Сколько ты прожил в этом теле? Три? Четыре дня? Ты говоришь о неудобствах словно о смертельных недугах; ты говоришь о физических ограничениях словно об умышленно посланных тебе в качестве кары препятствиях.
И тем не менее на протяжении всех своих нескончаемых жалоб ты сам говорил мне, что я должен тебе отказать! Ты сам молил меня отвергнуть тебя! Лестат, к чему ты описал мне историю Дэвида Тальбота и его одержимости Богом и дьяволом? К чему было пересказывать мне слова монахини Гретхен? К чему говорить о больнице, которая привиделась тебе в горячечных снах? О, я знаю, не Клодия приходила к тебе. Я не говорю, что сам Бог столкнул тебя с этой женщиной, Гретхен. Но ты ее любишь. Ты сам признаешься, что любишь ее. Она ждет твоего возвращения. Она сможет провести тебя сквозь тернии и неурядицы смертного мира…
– Нет же, Луи, ты все неправильно понял. Я не хочу, чтобы она меня вела. Мне не нужна эта смертная жизнь!
– Лестат, неужели ты не видишь, какой у тебя появился шанс? Разве ты не видишь перед собой предначертанный путь к свету?
– Я с ума сойду, если ты не прекратишь говорить такое…
– Лестат, что можем мы сделать ради искупления? И кого этот самый вопрос мучил больше, чем тебя?
– Нет же, нет! – Я поднял руки и несколько раз помахал ими крест-накрест, пытаясь остановить этот грузовик, захламленный безумной философией, который мчался прямо на меня. – Говорю тебе, это ложь! Хуже лжи и быть не может.
Он отвернулся, я опять набросился на него, так как не мог остановиться, и схватил бы его за плечи и потряс, не отбрось от меня назад, к креслу, жестом, слишком быстрым для моих глаз.
Пораженный, с болезненно подвернувшейся ногой, я упал на подушки, сжал правую руку в кулак и ударил им по левой ладони.
– Ох, нет, давай без проповедей, только не сейчас. – Я чуть не плакал. – Давай без банальностей и без благочестивых советов.
– Возвращайся к ней, – сказал он.
– Ты спятил!
– Только представь себе, – продолжал он очень тихим голосом, словно не слыша меня, стоя ко мне спиной, возможно, уставившись в окно, и на фоне серебристых струй дождя обрисовался его темный силуэт. – Столько лет нечеловеческого вожделения, порочных, беспощадных убийств. И ты перерожден. И там – в маленькой больнице в джунглях – ты, вероятно, сможешь спасти по одной человеческой жизни за каждую отнятую жизнь. О, что за ангелы-хранители за тобой присматривают? Откуда в них столько милосердия? Но ты приходишь ко мне и умоляешь вернуть тебе этот кошмар, однако каждым своим словом подтверждаешь великолепие всего, что выстрадал и успел увидеть.
– Я обнажаю перед тобой душу, а ты используешь ее против меня же!
– О нет, Лестат. Я стремлюсь заставить тебя заглянуть внутрь твоей души. Ты умоляешь меня подтолкнуть тебя к Гретхен. Может быть, я – твой единственный ангел-хранитель? Может быть, я – единственный, кто способен указать твою судьбу?
– Ты – жалкий подонок, сукин сын! Если ты не дашь мне кровь…
Он развернулся, широко раскрыв чудовищно неестественные в своей красоте глаза, и походил сейчас на призрак.
– Я этого не сделаю. Ни сейчас, ни завтра – никогда. Возвращайся к ней, Лестат. Живи своей смертной жизнью.
– Как ты смеешь делать за меня выбор? – Я снова поднялся, покончив с нытьем и просьбами.
– Больше не бросайся на меня, – терпеливо произнес он. – В противном случае мне придется причинить тебе боль. А этого мне бы не хотелось.
– Да ты убил меня! Вот что ты сделал. Думаешь, я поверю твоему вранью? Ты приговорил меня к этому гниющему, вонючему, больному телу, вот что ты сделал! Думаешь, я не знаю, насколько глубока твоя ненависть, думаешь, я не узнаю возмездие в лицо? Ради Бога, скажи правду.
– Правда в том, что я тебя люблю. Но сейчас нетерпение слепит тебе глаза, тебя утомляют обычные болезни. И ты никогда не простишь мне, если я лишу тебя твоей судьбы. Только со временем ты осознаешь подлинное значение моего поступка.
– Нет, нет, прошу тебя. – Я снова подошел к нему, на сей раз без злости. Я медленно приближался, пока не положил руки ему на плечи и не уловил аромат пыли и земли, приставший к его одежде. Боже мой, из чего же сделана наша кожа, что она так красиво притягивает к себе свет? И наши глаза. Стоит только посмотреть ему в глаза…