Тем не менее оживленное тихой пульсацией человеческой крови лицо выглядело невероятно соблазнительным. Я чувствовал запах смертной крови, что придавало близости к Луи новое, любопытное ощущение. Его красота всегда сводила меня с ума. Наверное, я идеализирую Луи в его отсутствие, но при каждой встрече он покоряет меня снова и снова.
Конечно, именно его красота и привлекла меня в те первые ночи в Луизиане, когда здесь царили колониальная дикость и беззаконие, а он был не более чем безрассудным пьяным дураком, который играл в карты, нарывался на драки в тавернах и делал все возможное, чтобы поскорее лишиться жизни. Что ж, он своего добился – более или менее.
Я не сразу понял причину ужаса, отразившегося на его лице, не понял, с чего это он вдруг так уставился на меня, а потом рывком поднялся, подошел и, склонившись, потрогал мое лицо. И тут я вспомнил! Моя потемневшая от солнца кожа!
– Что ты наделал? – прошептал он. Встав на колени и легко положив руку мне на плечо, он застыл в таком положении и смотрел на меня снизу вверх. Приятная близость, однако я не подал виду и хладнокровно оставался сидеть в кресле.
– Ничего, – сказал я, – все уже позади. Я пошел в пустыню, мне хотелось посмотреть, что получится…
– Хотелось посмотреть, что получится? – Он поднялся, отступил на шаг и впился в меня глазами. – Ты хотел убить себя, ведь так?
– Да нет, – ответил я. – Я пролежал на солнце весь день. А на второе утро, должно быть, каким-то образом зарылся в песок.
Он долго смотрел на меня, готовый вот-вот взорваться от возмущения, потом вернулся к своему столу, сел – немного шумновато для такого грациозного существа, – положил руки на закрытую книгу и вновь обратил на меня яростный взгляд.
– Зачем ты это сделал?
– Луи, у меня есть новости поважнее, – ответил я. – Забудь об этом. – Я показал на свое лицо. – Я должен рассказать тебе об удивительном происшествии. – Не в силах больше сдерживаться, я вскочил и принялся ходить по комнате, стараясь не наступать на горы омерзительного мусора; меня раздражало тусклое освещение – не потому, что я плохо видел окружающую обстановку, – просто я люблю свет.
Я рассказал все – как я увидел этого Раглана Джеймса в Венеции и Гонконге, а потом в Майами, как он прислал мне сообщение в Лондоне, а потом, конечно же, последовал за мной в Париж. Завтра вечером мы должны встретиться возле площади. Я изложил Луи содержание рассказов и объяснил, что все это значит. Упомянул о странном облике самого молодого человека, о своей уверенности в том, что он находится в чужом теле и что он способен осуществлять такой обмен.
– Ты не в своем уме, – ответил Луи.
– Не спеши с выводами, – отозвался я.
– Ты цитируешь мне слова этого идиота? Убей его. Покончи с ним. Найди его сегодня, если получится, и разделайся с ним.
– Луи, Бога ради…
– Лестат, это существо при желании может найти тебя? Это означает, что он знает, где ты спишь. Ты привел его сюда. Он знает, где сплю я! Хуже врага и представить невозможно! Mon Dieu, ну почему ты вечно ищешь неприятностей? Тебя уже ничто не сможет уничтожить – ни все Дети Тысячелетий, вместе взятые, ни даже полуденное солнце в пустыне Гоби, и вот ты заигрываешь с единственным врагом, который имеет над тобой преимущество. Смертный, которому не страшен солнечный свет! Человек, способный обрести над тобой полную власть в те часы, когда сам ты абсолютно лишен сознания и воли. Нет, уничтожь его – он слишком опасен! Если я его увижу, то убью!
– Луи, этот человек может дать мне человеческое тело. Ты хоть слышал, о чем я говорил?
– Человеческое тело! Лестат, нельзя стать человеком, просто перейдя в человеческое тело! Ты и при жизни-то не был человеком! Ты родился чудовищем, сам знаешь. Черт возьми, нельзя так заблуждаться на собственный счет.
– Замолчи, а то я заплачу.
– Плачь! Хотелось бы на это посмотреть. Сколько раз в твоих книгах я читал о том, как ты плачешь, но ни разу не видел этого своими глазами.
– А, вот видишь, какой ты лжец! – в бешенстве воскликнул я. – В своих жалких мемуарах ты описывал, как я плачу, в эпизоде, которого, как нам обоим известно, никогда не было!
– Лестат, убей его! Ты сумасшедший, если позволишь ему приблизиться к себе!
Потрясенный, совершенно сбитый с толку, я буквально рухнул в кресло и уставился в пустоту. Дыхание ночи за окном казалось нежным и ритмичным, во влажном прохладном воздухе едва заметно ощущалось благоухание цветущего вьюнка. Казалось, от лица Луи, от его сложенных на столе рук исходит слабое свечение. Он погрузился в молчание и, видимо, ждал моей реакции, какой – понятия не имею.
– Такого я от тебя не ожидал, – уныло сказал я. – Я думал, что услышу длинную обличительную речь, вроде той белиберды, что ты записал в своих мемуарах. Но это?!
Он молчал и напряженно буравил меня взглядом, на мгновение в его задумчивых зеленых глазах сверкнули искры. Казалось, в глубине души он мучительно переживает, словно мои слова причинили ему боль. Конечно, дело не в том, что я высмеял его книгу. Я постоянно ее высмеивал. В шутку, конечно. Ну, или почти в шутку.