Видя в единстве добро и конечную цель, Жерсон противополагает внешнему единству, которое сообщается церкви папскою властью, единство внутреннее. Последовательное развитие начал церковного устройства привело католических богословов к той идее, которая с самого начала господствовала в церкви Восточной. Церковное единство, говорит Жерсон, установляется под единым главою, Христом, любовною связью Духа Святого, посредством даров благодати, веры, надежды и любви, сообщающих мистическому телу животворную и приличную ему гармонию[170]
. Нося в себе живое семя, вложенное в нее Духом Святым, церковь заключает в себе достаточную силу, чтобы сохраняться в целости и единстве своих членов. Представитель церкви — вселенский собор, т. е. законное собрание из всех состояний церковной иерархии, собрание, из которого не может быть исключен ни один верующий, который требует, чтобы его выслушали. По учению Жерсона, собор может собираться и без папы, с одной стороны, по добровольному соглашению верующих, так как всякое общество, не подлежащее тирану, имеет право сходиться и совещаться, с другой стороны, в случае опасности для спасения церкви, и тогда право сходиться вытекает из самого божественного семени, разлитого по всему телу и дающего ему начала жизни. Вселенский собор направляется Духом Святым. Поэтому всякий обязан ему повиноваться; с ослушником же должно поступать как с язычником и мытарем. Эта обязанность распространяется и на папу. Вселенский собор выше папы, он может уничтожить постановления римского первосвященника, судить его за преступления, наконец, принудить его к отречению, даже без вины, хотя и не без причины, когда этого требует благо церкви. Ибо пастырь существует для пользы стада, и если власть его обращается во вред стаду, а он хочет при ней оставаться, то он не пастырь, а разбойник и волк хищный. Собор представляет собою высшую цель церкви, общее благо, которому, по естественному закону, должна подчиняться частная польза папы, ибо требованиями цели ограничивается все остальное. Впрочем, собор не может отменить полноты власти, данной папе Христом, но он может ограничить ее употребление. Собору принадлежит власть законодательная (potestas conciliative et dictativa), папе — исполнительная (potestas exercitativa et executiva). Собор не может сам собою отпущать грехи, поставлять священников, совершать таинства, воевать против неверных, и т. д., но он может относительно всего этого устанавливать правила, и кто не повинуется им, тот противится Духу Святому, которым действует собор. Так в человеке разум предписывает, а воля исполняет. Этим достигается и наилучшее общественное устройство. Образы правления разделяются на монархию, аристократию и демократию, но выше всех правление смешанное, соединяющее в себе выгоды всех трех чистых форм. Таким образом, церковная власть находится и в соборе и в папе, но разным способом: иначе ключи даны Петру, иначе церкви[171].В этих положениях признается разделение властей и идеальное сочетание всех элементов внутри самой церкви. В некоторых местах Жерсон дает собору еще высшее значение, утверждая, что он заключает в себе папу как целое содержит в себе часть. Спрашивать, кто выше: собор или папа, говорит он, значит спрашивать, кто больше: целое или часть. Однако, с другой стороны, Жерсон как католик не мог не видеть в папе второстепенного главу церкви, Христова наместника, в виду которого устраивается церковное единство[172]
. А это совершенно иное, нежели отношение исполнительной власти к законодательной или части к целому. Вообще, учение Католической церкви о главенстве папы представляло значительные затруднения защитникам соборов. Не сомневаясь в том, что выше всего должен быть поставлен собор как представитель духовного единства и мистического тела церкви, Жерсон, видимо, не знает, какое место дать в этом теле папской власти. Он принужден прибегать ко множеству различений, которые однако не только не разъясняют вопроса, а, напротив, еще более его запутывают. Это можно заметить в том сочинении, в котором он всего подробнее изложил свои мысли о существе духовной власти, об ее устройстве и о правах ее в светской области, именно в трактате «О духовной и государственной власти» (De ecclesiastica et politica potestate, 1417 года[173]).