Очевидно, что рациональная метода Гемминга не что иное, как приложение формальной логики к содержанию, взятому извне. Первоначальные аксиомы ума дают только способ делать умозаключения, основания же доказательств черпаются из других соображений. Таким образом, чтобы вывести предписания естественного закона насчет сохранения человеческой природы, необходимо знать, в чем состоит эти природа и каков должен быть в ней нормальный порядок, а это дается не первоначальными аксиомами ума, а исследованием самой человеческой природы. Точно так же для вывода предписаний относительно тех или других форм общежития — семейства, государства, церкви — необходимо доказать предварительно, что эти формы вытекают из природы человека и что в них требуются известные отношения. Наконец, и доводы, почерпнутые из понятия о Боге как конечной цели человеческой жизни, предполагают целую философскую теорию об отношении Бога к миру, теорию, выходящую опять из тесных пределов естественного права. Гемминг справедливо указал на то, что разум имеет, свой собственный путь познания и присущие ему законы, посредством которых он может делать достоверные выводы относительно практических начал человеческой жизни. В этом состоит его значение в истории науки; это выход из богословских пеленок. Но развитие мыслей, положенных в основании его воззрений, остается у него совершенно недостаточным. Содержание своих выводов он берет более или менее случайно, из разных источников, не сводя его к общей философской системе.
Этот недостаток в исследовании оснований естественного закона хотел восполнить другой писатель той же школы, Бенедикт Винклер, которого книга «О началах права» вышла уже в начале XVII столетия[216]
. Меланхтон и Ольдендорп, не считая омраченный разум достаточным руководителем в нравственной философии, черпали содержание закона из слова Божьего как более совершенного источника. Гемминг, напротив, исследовал собственные пути разума в познании нравственных начал; но рациональный метод предполагает предварительное изучение природы человека, от которой разум отправляется в своих выводах. Винклер, наконец, возводит естественный закон к настоящему его источнику, к человеческой природе; но так как последняя искажена грехопадением, а потому не может служить надлежащим указанием, то он обращается к первоначальному состоянию человека, вышедшего из рук Божества, к состоянию невинности и в нем ищет оснований естественного права. Это было возвращение к точке зрения анабаптистов, на которую, как мы видели, нападал Ольдендорп. Но последние видели в состоянии невинности идеал совершенства, цель, которую надобно осуществлять в действительной жизни. Винклер же берет его главным образом как первоначальную точку отправления, которая служит источником последующего развития права, не уничтожая потребностей, вытекающих из состояния греха. Оттого выводы у него совершенно иные. Очевидно, однако, что точка зрения у него не научная, а богословская. Это оказывается из самого его вступления.Изучающий юриспруденцию, говорит Винклер, должен отправляться от первых ее начал. Разум показывает, что все исходит известным порядком из своих начал; следовательно, без такой точки отправления невозможно полное познание предмета. Но начала юриспруденции не могут быть почерпнуты из нее самой, ибо всякий закон предполагает предварительное доказательство, что ему следует повиноваться, а это доказательство не дается самим законом. Никакая наука не доказывает сама своих начал, а получает их как данные. Поэтому начала юриспруденции следует взять из общего источника всех наук, из богословия и философии; из последней, потому что здесь дело идет о предметах, которые познаются человеческим разумом, из первого, потому что здесь говорится о Боге, о природе человека и о естественном законе, который человек получает от Бога, а для исследования всего этого требуется помощь богословия. В учении о законе юриспруденция — служанка богословия, точно так же, как правитель государства является служителем Бога: он не может исполнять своей обязанности, если не знает воли господина.