История политических учений. Первая часть. Древний мир и Средние века

Нельзя не согласиться с этою критикою, которая принадлежит ученику самого Платона, одному из величайших мыслителей всех времен и народов. Она вместе с тем служит исходною точкою для дальнейшего развития политических учений.

2. Аристотель

С Аристотелем мысль из области идеала переходит в действительность. Он имеет в виду не вечные образцы, по которым должны строиться вещи, а существо самых вещей. Поэтому в его воззрениях гораздо более трезвости, нежели у Платона. Но основания учения у обоих одни. Аристотель не эмпирик, как иногда утверждают, он остается идеалистом. Но он ищет идеи, присущей самим вещам, составляющей внутреннюю цель, которая дает направление их жизни и развитию. У Аристотеля, так же как у Платона, мир представляется сочетанием противоположных начал, но эти начала получают у него другое название. Вместо идей и материи он принимает категории материи и формы, или, что то же самое, возможности (δΰναμις) и действительности, или деятельности (ενέργεια). У Платона идеи являлись как особые, мыслимые образцы вещей, заключающиеся в божественном разуме, Аристотель отвергает эту гипотезу. Сущность вещей, говорит он, не может быть от них отделена. Мыслимый образ не может быть и источником движения, надобно предполагать здесь другое движущее начало. Утверждать же просто, что вещи причастны вечным идеям, не что иное, как пустословие и поэтическая метафора, ибо способ сочетания остается непонятным[6]. Чтобы дойти до истинной сущности вещей, надобно искать ее в них самих, разлагая их на составные части. Аристотель принимает четыре основных начала бытия: сущность, или форму, материю, начало движения и конечную цель[7]. Это в несколько ином виде те самые начала, которые обозначены выше как исходные точки всех философских систем. Но у него они все приводятся к двум главным, ибо цель, высшее начало, состоит в осуществлении разумной сущности, или формы, или в переводе материи в форму, а начало движения не что иное, как стремление к цели. Весь мир слагается таким образом из материи и формы. Первая есть безразличный элемент, заключающий в себе возможность бесконечно разнообразных и противоположных определений; вторая, напротив, есть сама действительность вещей, то определение, которое составляет истинную их сущность. Получая форму, материя из безразличного состояния, из возможности переходит в действительность. Так, например, медь как материя заключает в себе возможность статуи, но вместе с тем и всякой другой формы; когда же она получает форму статуи, она из возможной статуи переходит в действительную. Но в этом примере форма является как нечто внешнее для материи; она сперва существует отдельно, в мысли художника, как конечная цель его деятельности, и затем уже сообщается материи. В произведениях же природы, в отличие от произведений искусства, и всего яснее в органических телах форма является присущею самой материи. Это та же идея, но как внутренняя цель, которая собственною деятельностью выводит вещи из скрытного, возможного состояния, дает им жизнь, слаживает все части и приводит их к единству. Таким образом, материя и форма составляют противоположные определения единой сущности: то, что в материи заключается как возможное, то в форме является как действительное. Существо формы есть деятельность, и цель этой деятельности состоит в осуществлении самой формы, т. е. в постепенном возведении материи к форме, или в переводе возможного в действительное. Отсюда целый ряд произведений, представляющих сочетание противоположных элементов, мир природы и мир духа. В человеке господство формы выражается в мысли, которая есть сознание формы, или разумной сущности вещей. Но высшее проявление формы есть мысль, отрешенная от всякой материи, чистая мысль или чистая деятельность, мышление о мышлении. Это и есть Божество, конечная цель всего сущего, к которому все стремится, неподвижный двигатель Вселенной.

Таким образом, в этой системе мысль является как живое, деятельное начало, разлитое повсюду, одухотворяющее материю, дающее вещам определенное бытие и наконец возводящее все к высшему единству, к конечной цели творения, к чистому самосознанию духа.

Среда этих форм, в которых выражается деятельность мысли, государство, как у Платона, занимает высшее место в области человеческих отношений, ибо оно представляет высшее осуществление человеческих целей. Но между тем как Платон требовал от государства полнейшего единства, считая другие формы отклонением от идеала, Аристотель прямо становится на ту точку зрения, которую великий его учитель развивал в разговоре о Законах. Вместо возможно большего единства он ищет наилучшего сочетания противоположностей. И здесь он не увлекается мечтами об идеальном построении общества, но постоянно соображается с действительностью, стараясь точнее определить различные существующие формы государственного быта, постигнуть их сущность и показать, что ведет их к добру или к гибели.