Этот недостаток мы можем отчасти восполнить аналогичным ходом обшей философии. Древнее мышление не остановилось на скептическом отрицании или на эклектическом сочетании разнородных начал. На исходе древнего мира является школа, которая, возводя противоположные элементы разума и материи к первоначальному их источнику, к единству бытия, развила с этой точки зрения обширную философскую систему. Неоплатоники, по-видимому, старались восстановить и примирить между собою учения Платона и Аристотеля; но у них верховным началом является не добро, не конечная цель, а первоначальное, абсолютное, тождественное с собою бытие, или сущее (το ον). Отсюда совершенно иное миросозерцание. Вселенная представляется у них не гармоническим сочетанием противоположных элементов, а рядом ступеней, последовательно истекающих из первоначального источника и более и более удаляющихся от божественной сущности. Поэтому и совершенство является у них не в конце, а в начале; главную роль в их системе играет не политика, а религия. Человек должен отрешаться от мира и погружаться мыслью в абсолютное тождество. С этой точки зрения они хотели оживить древнее язычество, преобразовав его в философскую систему. Они старались восточные верования соединить с греческими сказаниями. Но эта последняя попытка свести к единству все древнее миросозерцание не могла привести к плодотворным результатам. Единство установлялось здесь не гармоническим соединением различного, а отрешением от действительности и уничтожением мира в Божестве. На этом человеческая мысль не могла остановиться. Вполне развившееся сознание самостоятельности частных сил и в особенности человеческой свободы должно было произвести реакцию. В самом неоплатонизме неизбежно зарождалось понятие о противоположности между абсолютным, вечным, неизменным, тождественным с собою бытием и разнообразными, конечными, изменяющимися вещами — одним словом, между миром и Божеством. Надобно было или считать мир призраком, или стать на точку зрения абсолютного раздвоения. Человечество приняло последнее воззрение, которое и сделалось господствующим в средние века. Но на это нужна была новая религия, которая иначе понимала отношения человека к Богу, нежели религии языческие.
При мистическом направлении неоплатоников понятно, что они вовсе не обращали внимания на политическую жизнь. Из их сочинений мы ничего не можем почерпнуть для нашего предмета. Таким образом, история древней политической литературы как будто обрывается до конца. Несмотря однако на эту отрывочность сохранившихся до нас памятников, легко видеть, что политическое мышление древности и в последнем периоде своего развития представляет полный цикл учений, обозначенных нами в начале. От идеализма Платона и Аристотеля мысль идет через противоположные системы — нравственную у стоиков, индивидуальную у эпикурейцев — и восходит к общему источнику прав и обязанностей, к общежитию. Зачатки последнего учения, которые мы находим у Цицерона, послужили исходною точкою для философии права Нового времени. Спустя много веков мы встретим у Гуго Гроция почти буквальное повторение определений Цицерона. Таким образом, конец древнего мышления, прошедши через средние века, непосредственно примыкает к началу нового.
II.СРЕДНИЕ ВЕКА
ПЕРВЫЙ ПЕРИОД:
ПАТРИСТИКА
История древней политической литературы представляет внутреннее развитие составных элементов государства: средние века переносят нас на совершенно иную почву. Здесь дело идет уже не о государстве как самостоятельном союзе, а об отношении его к другому союзу, к церкви. Эта новая точка зрения явилась результатом всей предыдущей истории, которая привела человечество к раздвоению как умственных начал, так и общественного устройства.
Древнее государство разложилось двояким жизненным процессом. С одной стороны, личность, в древности поглощенная государством, мало-помалу освобождалась от этого подчинения и стала вырабатывать свою особенную область частных интересов. На первых порах, как мы видели, она явилась элементом разрушительным для общего жизненного строя. Древнее государство было все основано на политической доблести граждан, на том нравственном сознании, в силу которого гражданин забывал о своих собственных выгодах и прежде всего видел в себе члена единого тела. Держась этими началами, классическое государство не могло вынести развития личных интересов, тем более что последние при первом своем появлении не успели еще выработать органической связи с совокупною жизнью общества. Только новое государство, которое само вытекло отчасти из развития личности и осилило перелом, в состоянии допустить в себе полную свободу частных интересов и установить гармонию обеих сфер человеческой жизни — частной и общественной.