История политических учений. Первая часть. Древний мир и Средние века

Однако и тираны бывают орудиями Бога для наказания злых и исправления или испытания добрых. Всякая власть, происходя от Бога, есть благо; само зло Бог делает средством к достижению добра; но по существу своему тирания — величайшее зло, подобно тому, как черный цвет, сам по себе неприятный, в обшей картине бывает необходим. Тирания есть злоупотребление данной от Бога власти. Поэтому тиранами могут быть не только князья, но и все злоупотребляющие властью. Частные тираны воздерживаются общественными законами; общественного же тирана дозволено обманывать и праведно убить, если нельзя обуздать его иным путем. Тиран является всеобщим врагом, которого поэтому всякий вправе лишить жизни. Только против священнослужителя как духовного лица непозволительно действовать материальным оружием, разве когда он будет лишен сана и станет простирать на церковь Божию свою окровавленную руку[90]. Иоанн Солсберийский подкрепляет это учение историческими примерами. Он ссылается на убийство Юлия Цезаря и других похитителей власти. Эти поступки, говорит он, восхвалялись великими мужами древности. Он утверждает даже, что это разрешено самим Богом, и видит тому доказательство в еврейской истории: убийством тиранов евреи освобождались от гнета. Однако это право подвергается некоторым ограничениям: не следует посягать на жизнь того, с кем мы связаны религиозным обетом. «Не вижу также, — говорит Иоанн Солсберийский, — чтобы дозволено было употребление яда, не потому, чтобы нельзя было уничтожать тиранов, но надобно это делать без ущерба религии и честности».

В заключение, как бы делая оговорку, Иоанн Солсберийский признает, что для угнетенных лучший способ освободиться от тирана — возносить к Богу свои чистые руки с мольбою об избавлении, ибо грехи подданных суть силы тирана[91].

Таково возродившееся в XII веке учение о тираноубийстве, учение, которое в древности, при чисто республиканском строе жизни, при поглощении нравственных понятий гражданскими, было выражением политической доблести, но которое в христианском мире может служить только признаком нравственного безобразия. Оно явилось в Католической церкви как скоро в противность христианским началам было признано, что светская власть установляется церковною. Князь, по этому воззрению, становится подчиненным лицом; он простой исполнитель повелений священника. Последний имеет право низложить его и наказывать за злоупотребление власти. Между тем сам карать виновных священник не может, ибо он не держит меча крови. Князю дозволено наказывать подчиненных, даже смертью; священнику это запрещено. Но если князь имеет возможность безнаказанно злоупотреблять своею властью, если против него нет иного оружия, кроме молитвы, то он перестает быть подчиненным. Власть его становится независимою, верховною, он подчиняется единому Богу. Остается, следовательно, призвать на помощь свободу подданных, вооружить их руку, ибо иначе нельзя наказать тирана. Вследствие чисто духовного значения церкви священник для усмирения князя должен вступить в союз с народом; теократические начала должны сочетаться с демократическими. При таком направлении в пылу борьбы смелым умам легко было перешагнуть через основные положения христианства, вооружиться античными воззрениями и во имя религии мира и любви проповедовать убийство представителей общественной власти. Эти странные явления мы увидим и впоследствии.

Все эти противоречащие духу христианства учения проистекали из того, что папы, стремясь к установлению единства в церкви, хотели подчинить себе всю светскую область и видели в себе источник всякой законной власти. При раздвоении общественного устройства и человеческих воззрений, когда, с одной стороны, представлялась область телесная, с другой — духовная, естественно было видеть в духе высшее движущее начало и стараться покорить ему тело. Папы в своей только власти видели нравственный элемент, способный установить порядок в мире. Но, с другой стороны, само раздвоение, составлявшее сущность средневековой жизни, представляло неодолимую преграду подобным стремлениям. Поэтому папские притязания постоянно встречали в гражданской области самый сильный отпор. Хотя в средние века нелегко было бороться с церковью, однако здесь защитники императоров стояли на твердой почве. Они могли обличать несостоятельность папской теории, опираясь на само Священное Писание. Поэтому не только князья и юристы, но и духовные лица выступали в защиту светской власти. В самом начале борьбы, когда Григорий VII гремел против Генриха IV, епископ Вальтрам Наумбургский, в опровержение писем к Герману Мецскому, написал трактат «О сохранении единства церкви»[92]. Из этого сочинения мы узнаем воззрения приверженцев императора и доводы, которыми они старались опровергнуть папскую теорию. Так же как папа, Вальтрам утверждает, что Спаситель установил единство церкви, связанной любовью и подчиненной единому главе — Христу, но нарушителем этого единства он выставляет самого Гильдебранда, как он постоянно называет Григория VII.